у Разбойного приказа о наказании, которое полагается зависимым людям, убившим своих господ. Ответная память содержала выписки из ряда подходящих судебных дел, среди которых имелось и дело убийц Семена Полибина, сожженных за свое преступление по приговору Боярской думы. Вообще сожжение, как вид смертной казни, не упоминается ни в одном из законодательных актов вплоть до Соборного уложения, но на практике оно применялось к еретикам и колдунам. Что до данного случая, то, как видно из Новоуказных статей 1669 г., такое наказание было напрямую взято из Кормчей.

В целом же знакомство с бытованием отдельных новелл и памятников уголовного законодательства приводит нас к неожиданному выводу о том, что Разбойный приказ невольно играл роль своеобразного культуртрегера в области права. Из канцелярии этого ведомства рассылались Кормчие книги губным старостам, Новоуказные статьи 1669 г. — воеводам, сыщикам и в другие приказы, например в Сибирский, который в свою очередь распространял их на подведомственной ему территории.

Впрочем, это лишь вершина айсберга. В сотне уездов губные учреждения постоянно получали массу указных грамот и наказов, где излагались различные нормы губного права, с которыми знакомились не только губные старосты и подьячие. Ежегодно в каждой губе из числа сошных и посадских людей выбирали целовальников и сторожей, получавших от воевод и губных старост наказные памяти. Эти документы являлись чем-то вроде ордеров, удостоверявших правомочность отдельных следственных действий и очерчивавших основной круг обязанностей выборных лиц. Бесспорно, не все целовальники и сторожи были грамотны, а следовательно, способны прочесть выдаваемые им памяти, но очевидно, что содержание этих актов так или иначе сообщалось им руководством. Таким образом ежегодно сменявшие друг друга сотни жителей городов и сельских обитателей, посадских людей, ремесленников и простых крестьян на практике знакомились с нормами губного права и получали определенный опыт в их применении.

После того, как мы дали общую характеристику губного права и сказали о его особенностях, самое время показать, каким образом эти нормы действовали в реальности.

Ход судебного дела

Несмотря на то что до нашего времени дошло не так много полных уголовных дел, вполне возможно реконструировать их типичную структуру благодаря сохранившимся отдельным документам, которые могли входить в них, и актам, позволяющим понять, как работали делопроизводственные механизмы Разбойного приказа и губных изб. В ту эпоху под делом обычно понималась посылаемая в приказ совокупность документов по конкретному преступлению, по которой требовалось вынести приговор. Естественно, на этом местном уровне почти весь актовый материал представляет собой результат работы губной избы. Но, прежде чем следственные материалы могли быть отправлены в Москву, в них должны были присутствовать 2 компонента.

Во-первых, это фиксация преступления, которая давала старт следствию, чаще всего в форме привода (документа о задержании преступника с поличным и предъявлении его властям), извета (заявления-челобитной, подкрепленного доказательствами), досмотра найденного тела для определения насильственного характера смерти. Во-вторых, после этого губной староста и его подчиненные были обязаны либо допросить подозреваемого и решить вопрос о заключении его в тюрьму, либо, в случае установления насильственного характера смерти, провести опрос местного населения.

Следующий этап начинался с отправки в Разбойный приказ отписки. В ней, как правило, в виде концентрированного отчета предоставлялись данные о начатых делах. В приказе принималось решение о дальнейших действиях губных старост. Оно чаще всего выражалось в требовании предоставить в Москву подлинные документы, составлявшие дело. Обычно, если в приказе находили основания достаточными, губному старосте направлялась грамота, разрешающая пытку подозреваемого или проведение обыска (опроса местного населения). Далее материалы, приложенные к отписке, снова поступали в Разбойный приказ, где выносился приговор и, если ответчик признавался виновным, решался вопрос о возмещении им ущерба, нанесенного истцу. Финальным аккордом дела становилось получение в приказе решения о приведении приговора.

Представленная схема хотя и верна в основных своих моментах, но, будучи умозрительной, не может полностью соответствовать реальности, поскольку существовали и некоторые исключения. Одним из таких исключений было примирение истцов и ответчиков в уголовных делах.

Можно ли было пойти на мировую с преступниками?

Государство долгое время не позволяло мириться истцам и ответчикам, признавая социально-опасный характер тяжких уголовных преступлений. В Уставной книге 1555–1556 гг. примирение с преступниками было запрещено «для земских дел, чтоб лихих (людей — А. В.) вывести». Указная книга 1616/17 г. подтвердила запрет, установив еще и пеню для истцов, которые будут приносить мировые челобитные. В таком виде эта законодательная новелла вошла и в Соборное уложение 1649 г.

В чем же была причина популярности мировых в разбойных татебных и убийственных делах? На первый взгляд истцы не были заинтересованы в том, чтобы преступники, от которых они пострадали, избежали наказания, однако это не так. Во-первых, не все правонарушения, подпадавшие под компетенцию Разбойного приказа, были в действительности опасны для общества или совершались с особой жестокостью — часто приказ имел дело с мелкими кражами, грабежами и убийствами, происходившими в ходе спонтанных конфликтов. Во-вторых, истец был особенно заинтересован в компенсации понесенных им убытков и в случае примирения имел больше шансов вернуть все или почти все имущество. Несмотря на то что в результате розыска власти принуждали ответчика возместить урон, на практике это не всегда получалось сделать сполна. Например, если показания преступников о количестве украденного или награбленного, полученные под пыткой, отличались в меньшую сторону от того, что заявил истец, судьи рассчитывали компенсацию со слов преступника.

События могли развиваться и по-иному сценарию. Что, если в руках палача вор признается в совершении целой серии краж? Тогда имущество преступника будет «развычено», т. е. разложено на доли (выти), которые пойдут на удовлетворение истцов. Часто бывало и так, что после продажи движимого и недвижимого имущества преступника, полученных денег не хватало для полноценной компенсации каждому из пострадавших, которым возмещалась лишь малая толика отнятого у них. Наконец, в-третьих, судопроизводство было делом хлопотным, требовавшим времени и денег при неясности конечного результата. Значительно экономнее было пойти на мировую, избегая как судей, желавших подношений, так и столь привычной для той эпохи приказной волокиты.

Полюбовное разрешение тяжбы между истцом и ответчиком в целом было невыгодно для Разбойного приказа, руководство которого резонно опасалось, что воры, разбойники и убийцы раз за разом будут уходить от ответственности, а уровень преступности — расти. Однако был еще и финансовый аспект: приказ не получал законные пошлины, поскольку истцы, уговорившись с преступниками, не ходя в суд, «емлют свои иски без государева указу таем». Более того, движимые алчностью истцы могли после заключения мировой бить челом в приказ на тех же преступников, требуя компенсации причиненного ущерба.

Насколько примирение истцов с преступниками было обычным делом, видно из письма тульского помещика Афонасия