От холода Артас уже не чувствовал ни рук, ни ног, однако каким-то чудом сумел снова придвинуться к коню. Каждый вздох болью отдавался в груди, но принц был этому рад. Ведь это из-за него… Это его вина… Уложив огромную голову коня на колени, он словно бы на минуту оказался не здесь, в снегу, рядом с раненым другом, а в конюшне Балниров в то самое время, как их племенная кобыла рожала на свет жеребенка. В то время, когда все еще только начиналось, а вовсе не подошло к столь жуткому, столь отвратительному, и, главное, совсем не неизбежному концу.

Слеза его упала на широкую конскую щеку. Непобедимый встрепенулся и широко раскрыл карие глаза, исполненные безмолвной муки. Сдернув перчатки, Артас погладил его бархатистые розовато-серые ноздри. Ладонь обдало прерывистым горячим дыханием. Осторожно сняв голову Непобедимого с коленей, он поднялся и нащупал отогревшимися пальцами рукоять меча. Ноги тонули, вязли в талом снегу пополам с кровью.

– Прости, – сказал он. – Прости.

Непобедимый поднял на друга спокойный, доверчивый взгляд. Казалось, он прекрасно понимает, что вот-вот произойдет, и знает: другого выхода нет. Этого Артас вынести не мог. В глазах вновь помутилось, но принц яростно заморгал, гоня слезы прочь.

Подняв меч, он с силой вонзил его в конскую грудь.

Вопреки опасениям, окоченевшие от холода руки не подвели: удар оказался верен. Легко пройдя сквозь шкуру и плоть, клинок скрежетнул о кость, насквозь пробил огромное, доброе, верное сердце коня и глубоко ушел в стылую землю. Непобедимый выгнулся дугой, содрогнулся всем телом и замер.

Вскоре после того, как метель стихла, к Артасу, сжавшемуся в комок у остывающего тела еще недавно великолепного, полного жизни и сил жеребца, подошли Джорум с Джаримом. Балнир-старший склонился над принцем, чтобы поднять его, и Артас вскрикнул от боли.

– Больно? Прости, парень, – с невыносимым сочувствием охнул Джорум. – Вот горе-то… Как же это случилось?

– Случилось, – едва шевеля губами, ответил Артас. – Он поскользнулся и…

– И неудивительно – в такую-то погоду! Пурга налетела так быстро… Счастье еще, что сам ты жив. Давай-ка отведем тебя к нам, а там я пошлю кого-нибудь во дворец.

– Вы похороните его… здесь? – спросил Артас, высвобождая плечо из крепких пальцев Джорума. – Чтобы я мог… навещать его?

Переглянувшись с сыном, Балнир кивнул.

– Да-да, конечно. Благородный был конь…

Увлекаемый вперед, Артас в последний раз оглянулся на тело коня, нареченного им Непобедимым. Рассказать кому-либо правду было бы выше его сил. Что ж, пусть все считают, будто Непобедимый погиб из-за нелепой случайности. А он, Артас, на этом самом месте поклянется: если кто-нибудь будет нуждаться в защите, если благо других потребует жертв – он сделает все, что нужно.

Сделает. Чего бы это ни стоило.

Лето было в полном разгаре. Солнце нещадно палило, словно твердо решило испепелить его королевское высочество принца Артаса Менетила, ехавшего по улицам Штормграда. Несмотря на то, что этого дня он, казалось бы, должен был с нетерпением ждать всю свою жизнь, принц пребывал в самом скверном расположении духа. Полный латный доспех раскалился под солнцем так, что Артас всерьез опасался испечься в нем заживо, прежде чем доберется до собора. Немалой силы, прекрасной выучки, благородных кровей конь под седлом только напоминал о горькой тоске по Непобедимому, погибшему всего несколько месяцев тому назад. Да еще все, что ему полагалось делать после начала церемонии, как назло, начисто стерлось из памяти…

Но ехавший рядом отец, похоже, даже не подозревал о раздражении сына.

– Долго же ждали мы этого дня, сын мой, – сказал Теренас, с улыбкой повернувшись к Артасу.

В эту минуту Артас вряд ли сумел бы убедительно изобразить ответную улыбку и потому, несмотря на жару, обрадовался своему тяжелому закрытому шлему, несмотря на жару.

– Так и есть, отец, – отвечал он, стараясь говорить спокойным голосом.

То был один из величайших праздников, какие когда-либо видел Штормград. Кроме Теренаса, его почтили вниманием немало других королей, не говоря уж о знати и прочих известных персонах, ехавших по белоснежным штормградским мостовым, точно на параде. Процессия направлялась к громаде Собора Света, пострадавшего в дни Первой Войны, но ныне отстроенного заново – еще великолепнее прежнего.

Вариан, король Штормграда и Артасов друг детства, уже был женат и недавно стал отцом. Он широко распахнул двери дворца для всех приезжих монархов со свитой. Прошлая ночь, проведенная Артасом в его обществе, за разговорами и кувшином хмельного меда, пока что казалась принцу самой яркой страницей всей этой поездки. За десять минувших лет измученный, убитый горем мальчишка вырос в уверенного в себе, красивого с виду, невозмутимого короля. Ближе к утру – по крайней мере, после полуночи, однако ж до рассвета – они отправились в оружейную, взяли в руки деревянные учебные мечи и долго бились друг с другом, хохоча и наперебой вспоминая прошлое. Если выпитый мед и сказался на их мастерстве, то разве что самую малость. Обучавшийся бою с самого детства, Вариан и раньше прекрасно владел мечом, а теперь стал настоящим бойцом, однако Артас с тех пор тоже не сидел без дела и старому другу не уступал.

Но все это было вчера, а сегодня… Сплошные формальности, раскаленные латы, да неотвязное ощущение, будто он недостоин оказанной ему чести.

Улучив момент, Артас поделился своими чувствами с Утером. Ответ грозного паладина, являвшего собой образец непреклонного, твердокаменного поборника Света с тех самых пор, как Артас себя помнил, потряс принца до глубины души.

– Эх, парень, все чувствуют, будто не готовы. Все чувствуют, будто не заслужили. А знаешь, почему? Потому, что так оно и есть. Не честь тебе оказана, а милосердие – милосердие чистейшей воды. Все мы в душе недостойны, просто потому, что все мы – люди, а ни одно живое существо – да-да, ни эльфы, ни дворфы, ни все остальные – не лишены изъянов. Однако Свет все равно любит нас. Любит за те высоты, каких мы изредка достигаем. За то, чем можем помочь другим. А еще – за то, что мы помогаем ему нести в мир свою истину, день ото дня стараясь стать достойными, хоть и понимаем: на самом деле этого не достичь.

С этими словами он хлопнул Артаса по плечу и улыбнулся ему, что делал крайне редко.

– Так встань же там сегодня, как встал когда-то и я, чувствуй, что недостоин и никогда не станешь достойным этой чести, и знай: на твоем месте довелось побывать каждому из нас. Всем до единого.

Это слегка утешало.

Расправив плечи, Артас поднял забрало, улыбнулся и помахал толпе, что, несмотря на жару, приветствовала его радостными возгласами. Сверху на него сыпались лепестки роз, где-то неподалеку громко заревели трубы. Что ж, вот и собор. Здесь Артас спешился, и подбежавший конюх увел его боевого коня, а еще один слуга принял из рук снятый шлем. Золотистые волосы принца взмокли от пота, и он поспешно пригладил их латной рукавицей.