– Давай-ка поставим цветы сюда, Ганнибал, – сказала леди Мурасаки, освобождая на алтаре место перед фотографиями его родителей. – Здесь я молюсь о тебе и очень тебе советую тоже о себе молиться и просить духов твоих близких помочь тебе обрести мудрость и силу.

Ганнибал из вежливости на минуту склонил перед алтарем голову, но его одолевала тяга к доспехам, он физически ощущал их присутствие рядом с собой. Он подошел к стенду – потрогать оружие. Леди Мурасаки остановила его, подняв руку.

– Эти доспехи стояли в здании посольства в Париже, еще до войны, когда мой отец был послом Японии во Франции. Нам удалось спрятать их от немцев. Я касаюсь их лишь один раз в год – в день рождения моего прапрапрадеда. В этот день мне выпадает честь почистить его доспехи и оружие и протереть их маслом камелии и гвоздики. Запах прелестный.

Она вынула пробку из флакона и предложила ему понюхать.

На пюпитре перед доспехами лежал свиток. Он был развернут совсем чуть-чуть, виден был только первый рисунок: самурай в этих самых доспехах, принимающий своих вассалов. Пока леди Мурасаки переставляла предметы на полочке с изображением божества, Ганнибал развернул свиток чуть больше. Открылся следующий рисунок, где самурай в доспехах председательствует на демонстрации отрубленных самураями вражеских голов. Каждая голова снабжена ярлыком с именем погибшего; ярлык прикреплен к волосам или, если покойник лыс, привязан к уху.

Леди Мурасаки мягко взяла свиток из рук Ганнибала и снова свернула его так, что стал виден только ее предок в доспехах.

– Это – после битвы за крепость Осака, – пояснила она. – Есть еще свитки, более подходящие, они будут тебе интересны. Ганнибал, твой дядя и я были бы очень рады, если бы ты стал таким же замечательным человеком, каким был твой отец, каков твой дядя.

Ганнибал взглянул на доспехи. В глазах его светился вопрос.

Она прочла этот вопрос и ответила:

– Как он – тоже? Кое в чем, только гораздо более человечным, способным на сочувствие. – Она бросила взгляд на доспехи, словно ее предок мог ее услышать, и улыбнулась Ганнибалу. – Но в его присутствии я никогда не произнесла бы этого по-японски. – Она подошла поближе, по-прежнему держа в руке лампу со свечой. – Ганнибал, теперь ты можешь покинуть страну кошмара. Ты можешь стать кем только пожелаешь. Взойди на Мост грез. Пойдешь со мной?

Она была совсем не похожа на маму. Она не была ему матерью, но он чувствовал ее в своем сердце. Его напряженное внимание, вероятно, смутило ее, и она решила изменить тон.

– Мост грез ведет куда угодно, но прежде всего – в кабинет врача и в школьный класс, – сказала она. – Ты идешь?

Ганнибал последовал за ней, но сначала вытащил из вазы затерявшийся среди цветов окровавленный пион и положил его на пюпитр перед доспехами.

Доктор Ж. Руфен принимает пациентов в особняке, окруженном небольшим садом. Скромная табличка у калитки сообщает его имя и титулы: DOCTEUR EN MEDECINE, PH.D., PSYCHIATRE[15].

Граф Лектер и леди Мурасаки сидят в приемной на стульях с прямыми спинками посреди других пациентов доктора Руфена. Некоторым из пациентов никак не удается сидеть спокойно.

Кабинет доктора выдержан в тяжелом викторианском стиле: два массивных кресла по обе стороны камина, диван-шезлонг, накрытый покрывалом с кистями, а ближе к окнам – стол для обследования пациентов и стерилизатор из нержавеющей стали.

Доктор Руфен, средних лет, с бородкой, и Ганнибал сидят в креслах у камина, доктор обращается к Ганнибалу тихим приятным голосом:

– Ганнибал, следя взглядом за тем, как качается и качается метроном, и слушая звуки моего голоса, ты погрузишься в состояние, которое мы называем "бессонный сон". Я не буду просить тебя говорить, но я хочу, чтобы ты попробовал произнести звонкий звук, который мог бы обозначить "да" или "нет". У тебя уже возникло чувство покоя, ты уплываешь.

На столе между ними двигался из стороны в сторону маятник громко тикавшего метронома. На каминной полке тикали часы, украшенные знаками Зодиака и херувимами. Пока доктор Руфен говорил, Ганнибал считал удары маятника метронома и – отдельно – тиканье часов. Удары то совпадали по фазе, то расходились. Ганнибал задал себе вопрос – а нельзя ли, сосчитав интервалы совпадения и несовпадения фаз и измерив длину маятника метронома, определить длину невидимого маятника внутри часов? Подумав, он решил – да, можно. А доктор Руфен все говорил, говорил...

– Какой-нибудь звук ртом, Ганнибал, какой угодно звук!

Ганнибал – глаза его по-прежнему были послушно устремлены на метроном – издал низкий звук, напоминающий извержение газов: он поместил нижнюю губу между зубами и продул воздух из надутой щеки через узкую щель между трепещущим языком и губой.

– Очень хорошо, Ганнибал, – произнес доктор Руфен. – Ты остаешься по-прежнему спокоен. Ты погружен в состояние бессонного сна. А какой же звук мы могли бы использовать, чтобы обозначить "нет"? Нет, Ганнибал. Нет.

Ганнибал издал высокий звук, так же напоминающий извержение газов: на этот раз, поместив нижнюю губу между зубами, он продул воздух из щеки в щель между губой и верхней десной.

– Это уже общение, Ганнибал, и ты вполне способен общаться. Как ты думаешь, мы сможем дальше работать вместе – ты и я?

Утвердительный ответ Ганнибала был таким громким, что стал слышен в приемной: пациенты обменялись взволнованными взглядами. Граф Лектер даже зашел так далеко, что положил ногу на ногу и откашлялся, а леди Мурасаки устремила прелестные глаза вверх, к потолку.

Щупленький, похожий на белку человек произнес: "Это не я!"

* * *

– Ганнибал, я знаю, что твой сон часто бывает беспокоен, – сказал доктор Руфен. – Оставаясь сейчас совершенно спокойным в состоянии бессонного сна, можешь ли ты рассказать мне хотя бы кое-что из того, что тебе снится?

Ганнибал, продолжая считать тикающие удары, задумчиво пропукал ртом "да".

На циферблате часов вместо принятого обозначения четверки "НИ" красовалось римское "IV" – для симметрии с цифрой "VIII" на противоположной стороне. "Интересно, – подумал Ганнибал, – а бой у часов тоже римский – два удара, один означает "пять", а второй – единицу?"

Доктор вручил ему блокнот.

– Может быть, напишешь хотя бы что-то из того, что ты видишь во сне? Ты во сне выкрикиваешь имя твоей сестры. Ты видишь во сне сестру?

Ганнибал кивнул.

В замке Лектер у некоторых часов был римский бой, у других – нет, но на тех, у которых бой был римский, четыре обозначалось чаще всего римской цифрой "IV", а не "III1". Когда учитель Яков открыл часы и объяснил ему, как работает анкерный механизм, он рассказал о Джозефе Ниббе[16]и о самых первых его часах с римским боем. Хорошо будет посетить Зал часов во Дворце памяти, проверить анкерный механизм. Он отправился бы туда прямо сейчас, но это будет уж слишком для доктора Руфена.