Это неправда, подумал он, испытывая странную радость. Мальчик быстро огляделся вокруг; никто к ним не приближался, и Серанис не двигалась с места. Она все еще смотрела на него, вероятно пытаясь прочитать мысли. Он быстро заговорил, не давая оформиться даже контурам своего плана.

— Я не считаю, что ты права, — произнес он столь надменно, что Серанис не смогла сдержать улыбку, — Люс и Диаспар не должны оставаться разделенными навсегда; однажды они могут понадобиться друг другу, и даже очень. Так что я возвращаюсь домой со всем тем, что успел узнать, — и не думаю, что ты сумеешь меня остановить.

Он не стал больше ждать — что было и к лучшему. Серанис даже не пошевелилась, но он тут же ощутил, как тело перестает ему подчиняться. Он не ожидал встретить столь мощное противодействие — но теперь стало ясно, что Серанис помогает множество других скрытых разумов. Уже почти смирясь с поражением, он как зомби двинулся в направлении центра поселка.

Затем, подобно молнии, вспыхнули сталь и стекло, и мальчика оплели металлические руки. Его тело машинально боролось, но сопротивление было бесполезно. Земля унеслась вниз, и он еще успел увидеть Теона, застывшего с вытаращенными глазами и глупой улыбкой.

Робот нес его на высоте три метра намного быстрее, чем мог бежать человек. Серанис потребовался один миг, чтобы осознать происшедшее, и борьба тут же прекратилась — женщина ослабила контроль. Но она еще не признала поражения, и вскоре случилось то, чего Элвин больше всего боялся и чему изо всех сил пытался противостоять.

В его мозгу теперь боролись две разные личности, и одна из них умоляла робота опустить его на землю. Настоящий Элвин ждал, затаив дыхание и лишь слегка противясь силам, с которыми, он знал, бессмысленно сражаться. Он шел на риск, давая машине сложные команды и не ведая, способна ли она их понять. Робот ни при каких обстоятельствах не должен подчиняться любым его последующим приказам, пока не доставит свою ношу в Диаспар. Если же подчинится — все пропало.

Но машина не колеблясь мчалась по маршруту, тщательно проложенному для нее на карте. Половина сознания страстно умоляла отпустить, но теперь Элвин знал: ему ничто более не угрожает. Вскоре и Серанис это поняла — силы у него в мозгу прекратили тягаться друг с другом. Он снова свободен, подобно привязанному к мачте корабля путешественнику, которого провожает затихающее над темным морем пение сирен.

— Как видишь, — закончил Элвин, — она выполняет любые мои распоряжения, даже самые сложные. Но стоит задать вопрос о ее происхождении, она просто замирает — вот так.

Машина неподвижно висела над главным ассоциатором, и ее хрустальные линзы поблескивали в серебристом свете, словно драгоценные камни. Навидавшийся на своем веку всякого, Рорден был почти уверен, что эта машина создана нечеловеческой цивилизацией. Неудивительно, что с подобными вечными слугами личность Учителя смогла пережить века.

Возвращение Элвина создало столько проблем, что Рорден боялся о них думать. Ему самому нелегко было признать существование Люса — а какова будет реакция Диаспара? Вероятно, огромная инерция города смягчит удар; возможно, пройдут годы, прежде чем все его жители до конца осознают тот факт, что они не одни на Земле.

Впрочем, при участии Элвина события могли бы развиваться намного быстрее. Порой Рорден сожалел, что план Серанис потерпел неудачу, — все было бы намного проще. Второй раз в жизни Рорден не понимал, что ему делать. И сколько еще раз Элвин поставит его перед подобной дилеммой? Он криво улыбнулся, подумав, что от его выбора ничего не зависит — ведь Элвин всегда поступает, как считает правильным.

Пока что не более десятка людей, не считая семьи Элвина, знали правду. С родителями он теперь не виделся неделями, а когда виделся, не откровенничал; похоже, они ничего не ведали о его путешествии, считая, что сын просто находился в какой-то отдаленной части города. Единственным, кто реагировал весьма решительно, оказался Джезерак; как только миновал первый шок, он крепко поссорился с Рорденом и они больше друг с другом не разговаривали. О причинах Элвин мог лишь догадываться; к его разочарованию, оба участника конфликта не желали ничего объяснять.

Еще будет время выяснить, решил мальчик, сколь многое стало известно Диаспару; пока же его мало что интересовало, кроме робота. Он подозревал — и Рорден с этим соглашался, — что услышанный в Шалмирейне рассказ был лишь эпизодом весьма длинной и непростой истории. Сперва Рорден отнесся к нему скептически, он все еще считал, что Великие — один из бесчисленных религиозных мифов и не более того. Лишь робот знал правду, но надежно хранил ее миллионы веков.

— Проблема в том, — сказал Рорден, — что в мире больше не осталось инженеров.

Элвин озадаченно посмотрел на него; хотя общение с хранителем записей существенно расширило его словарный запас, многие древние слова оставались непонятны.

— Инженеры, — объяснил Рорден, — это люди, которые проектировали и строили машины. Мы ни одну эпоху не можем себе представить без роботов, но любая из ныне существующих машин когда-то кем-то изобретена, и для ухода за нею требовались люди, пока не были созданы высшие роботы, способные заботиться о себе. Можно лишь догадываться, как выглядела техника древних.

— Например, самолеты и ракеты, — вставил Элвин.

— Да, — согласился Рорден. — И огромные космические корабли, способные достичь звезд. Все они исчезли, когда в них отпала надобность.

Элвин задумчиво покивал.

— Мне почему-то кажется, что исчезновение космических кораблей невозможно объяснить столь просто. Но вернемся к нашей машине. Как думаешь, высшие роботы могли бы помочь?

— Помочь? Каким образом?

— Если бы знать, — вздохнул Элвин. — Я ведь отродясь не видел ни одного высшего робота. Понятия не имею, как они действуют. Но попробовать, думаю, стоит. Может, они как-нибудь заставят эту машину повиноваться всем нашим приказам. Других роботов они чинят, вот и этого пусть попробуют…

Рорден улыбнулся — идея мальчика показалась чересчур наивной, чтобы воспринимать ее всерьез. Однако сам он ничего лучшего придумать не мог, а потому решил: попытка не пытка.

Он подошел к ассоциатору, над которым с безучастным видом висел робот. Когда хранитель записей почти машинально набирал вопросы на большой клавиатуре, его вдруг осенила мысль столь неуместная, что он рассмеялся.

Мальчик удивленно посмотрел на друга. Рорден повернулся к нему.

— Элвин, боюсь, нам еще многое предстоит узнать о машинах. — Улыбаясь, он положил ладонь на гладкий металлический корпус робота, — Они не обладают многими человеческими чувствами, так что вовсе ни к чему обсуждать наши планы шепотом.

Элвин понял, что этот мир не предназначен для человека. В свете трихроматических ламп, ярком до рези в глазах, протянулись в бесконечность длинные широкие коридоры. В конце сшей долгой жизни все роботы Диаспара уходили по этим коридорам, но за миллионы лет в них ни разу не прозвучали человеческие шаги.