странного объединения. Он не только общался с высшим руководством СССР и Москвы, но и метался по терпящей бедствие стране, проникал во все кризисные точки. Я, Сергей Кугушев, участник и очевидец этих событий, говорю честно: мы ленились делать подобное. Жили в комфорте, ходили на государственную службу, ездили в персональных машинах и получали тогдашние кремлевские пайки. А Сергей Ервандович инкогнито высаживался в Карабахе, проникал в Сумгаит, проводил подпольные встречи с прибалтийскими националистами и одновременно — с их противниками, советскими патриотами.

«Высаживаться» в горячих точках для ведения переговоров с «националистами» и их «противниками» (каковыми являлись советские спецслужбы) Кургинян мог только в том случае, если выполнял задания своих кураторов из госбезопасности[392].

Членом редколлегии газеты «Завтра» и одним из основных ее авторов был генерал-майор Антон Суриков[393], «человек, знавший всех и вся в левых кругах России», как писал о нем позже в некрологе его друг журналист Михаил Ростовский:

Офицер ГРУ, помимо всего прочего тренировавший в советское время колумбийских партизан… Он постоянно перемещался между Россией и такими экзотическими местами, как Саудовская Аравия, Ирак и Дубай […] Антон Суриков принадлежал к той части нашего офицерства, которая так до сих пор и не смогла смириться с распадом СССР. Российская Федерация в ее нынешнем виде так и не стала для него по-настоящему родной страной[394].

В середине 1990-х Суриков начал регулярно публиковаться в российской прессе, прежде всего в прокоммунистических изданиях, таких как «Завтра» и «Правда-пять»[395].

В эти же годы экспертом Консультативного совета по проблемам национальной безопасности при председателе Государственной думы РФ Селезневе служил кадровый офицер СВР Петр Евгеньевич Суслов[396].

О своем вхождении в политику после выхода в ОДР Суслов рассказывал:

Политические изменения в стране в тот момент, когда я занялся политикой, были существенными, и подобралась очень хорошая команда, нормальных, перспективных людей во главе с руководителем нашей партии Александром Дугиным — политологом и геополитиком. Мы создали с ним общественно-политическое движение «Евразия» на основе идеологии евразийства. Вот этой общественно-политической деятельностью я и занимаюсь[397].

Суслов и Дугин действительно «нашли друг друга». 28 марта 2000 года, в статье «Заря в сапогах» для газеты Проханова «Завтра», Дугин писал:

Очевидно, что для реализации евразийского проекта необходим совершено новый социальный рычаг — перевод страны на рельсы патриотизма. Сохранение и укрепление территориальной целостности требует новой касты, нового социального слоя. Люди спецслужб сочетают в себе основные предпосылки для того, чтобы стать хребтом евразийского вращения.

Движение «Евразия», как и появившаяся позднее на его основе партия, были еще одной законспирированной структурой спецслужб России. Вроде бы шутя Проханов и Дугин называли сами себя Димиургами. В христианском богословии Димиург — одно из наименований Бога как создателя и строителя всего сущего. Проханов и Дугин всерьез ощущали себя творцами будущего, которое, в действительности, являло собой далеко не лучезарное советское прошлое.

Противостоять столь хорошо организованной кампании поддержки Зюганова как кандидата в президенты со стороны коммунистических, патриотических, фашистских, националистических и прочих не всегда видимых структур, опиравшихся еще и на тайную помощь спецслужб, и при этом иметь на своей стороне только Коржакова, подговаривавшего Ельцина отменить выборы, было нелепо. Повторить октябрьскую военную операцию 1993 года с введением ЧП и расстрелом парламента в 1996 году было невозможно. С точки зрения госбезопасности победа Ельцина, когда у власти оставалась СБП Коржакова, и победа Зюганова, при которой к власти приходили коммунисты, инфильтрированные спецслужбами, мало чем отличались в плане конечного результата — захвата власти в стране госбезопасностью.

Тем не менее и первый вариант, и второй имел свои серьезные системные проколы. В случае победы Зюганова власть могла перехватить компартия и все могло вернуться на круги своя. В случае победы Ельцина он мог свернуть с нелегитимного пути введения очередного ЧП, на что толкал его Коржаков, и вернуться к демократической форме управления страной через выборы. Это были те реальные риски, которые могли ожидать госбезопасность на пути к заветной цели.

Дабы этого не произошло, Ельцину подставили капкан, по сравнению с которым расстрел парламента в октябре 1993 года мог показаться детской забавой. Россию втянули в зверскую и бессмысленную чеченскую войну. Тогда еще никто не знал, что со временем ее назовут «первой чеченской».

Чечня оказалась самым слабым звеном многонациональной российской мозаики. Считая генерала стратегической авиации Джохара Дудаева своим, КГБ исходно не возражал против его прихода к власти в республике. Члена КПСС с 1968 года перевели из Эстонии в родной ему Грозный будто специально для того, чтобы быть оппозицией местным коммунистам, избраться президентом Чеченской Республики и провозгласить в ноябре 1991 года независимость Ичкерии, как бы демонстрируя российской политической элите, к какому расколу ведет страну демократизм Ельцина. Наверное, не было случайностью и то, что еще один близкий президенту чеченец, Руслан Хасбулатов, также стал повинен в нанесении смертельного удара молодой российской демократии. Бывший функционер ЦК комсомола, член КПСС с 1966 года, в сентябре 1991 года стал председателем парламента Российской Федерации, того самого, который президент РФ раздавил танками в октябре 1993 года.

Ельцин не был склонен уступать Дудаеву в вопросе о независимости Чечни, тем более что этот потенциальный конфликт нес в себе одну очевидную политическую выгоду: он являлся реальным поводом для введения в стране чрезвычайного положения и отмены или отсрочки президентских выборов до «нормализации ситуации». Ельцин мог не уступать власть Зюганову по результатам президентских выборов. В стране, где шла война, Ельцин мог эти выборы просто не проводить.

И вдруг начались теракты. 18 ноября 1994 года в Москве на железнодорожном мосту через реку Яузу произошел взрыв. По описанию экспертов, сработали два мощных заряда примерно по полтора килограмма тротила каждый. Искореженными оказались двадцать метров железнодорожного полотна. Мост чуть не рухнул. Однако теракт произошел еще до прохождения через мост железнодорожного состава. На месте взрыва нашли разорванный в клочья труп самого подрывника. Создать из этого теракта громкое дело не удалось. Обвинить в нем чеченцев — тоже. Операция закончилась провалом.

Это была первая зарегистрированная попытка госбезопасности совершить террористический акт против российских граждан, объявить ответственными чеченских сепаратистов и, опираясь на озабоченность жителей России, начать военные действия против «мятежной» Чечни. Но подрывником оказался никому не известный капитан Андрей Щеленков, сотрудник некой тоже неизвестной нефтяной компании «Ланако». Он подорвался на собственной бомбе, когда прилаживал ее к мосту.

В день взрыва на Яузе, 18 ноября 1994 года, анонимный телефонный звонок сообщил в милицию, что у офиса фирмы «Ланако» стоит грузовик со взрывчаткой.