Перед тем, как сесть в автомобиль, Журавль обняла меня, больно похлопав по спине.

– Устрой в этом притоне дурновкусия безнравственность, – шепнула она мне со смешком.

– Что-что? – не сразу поняла я.

– Уложи его на лопатки, – зашептала горячо подруга на ухо, и из-за ее дыхания стало щекотно. – Удобный момент, малышка. А потом мне все расскажешь, – Ниночка захихикала.

– Слушай, – подняла я на нее тяжелый взгляд, – езжай, а?

– Никакой благодарности! – объявила Нинка, щелкнула меня по носу и скрылась в салоне автомобиля, успев ненароком показать средний палец Антону, делая вид, что поправляет несуществующие очки.

– Как ты с ней общаешься? – спросил задумчиво он, положив мне руку на плечо.

– Ты плохо знаешь ее, – вздохнула я, прижавшись к Антону. – Она лишь кажется такой… М-м-м, противной и эгоистичной, привыкшей, чтобы все было так, как хочет она. Да, Нина совершает ошибки, но в душе она хороший человек. Где-то глубоко в душе, – уточнила я и добавила:

– Дружба – это всегда компромисс.

– А любовь? – спросил Антон.

– А любовь не имеет условий. Она просто есть, – уверенно произнесла я. И, кажется, Антону понравился мой ответ.

Мы отправились гулять по ярко освещенным глянцевым улицам, переплетя пальцы. Теперь я уже не замечала улиц, домов, людей, а, как завороженная, видела, слышала и чувствовала только Антона. Мы шли сквозь толпу, разговаривая и целуясь, не замечая усилившегося ветра и чуть накрапывающего изредка дождя. Через часа два мы оказались на кажущемся пустынным Тверском бульваре, и я, как девчонка, смеясь, шагала по бордюру, а Антон держал меня за кончики пальцев.

Мы не чувствовали холода – чувство любви все перебило.

В какой-то момент мы оказались на лавочке, и нас так тянуло друг ко другу, что сопротивляться было преступлением против чувств.

– Ты меня с ума сводишь, – прошептал Антон, запуская пальцы в мои волосы.

– Взаимно, – тихо сказала я и положила голову ему на грудь. Сейчас, рядом с ним, я чувствовала себя цельной. Как будто бы вернула то, что потеряла однажды, и эта цельность делала меня счастливой.

Когда все же дождь хлынул, Антон, не растерявшись, завел меня в одно из кафе поблизости, название которого я даже не запомнила. Мы сидели в углу затемненного заведения, в котором играла приятная живая музыка, пили крепкий ароматный глинтвейн и вновь целовались, целовались, целовались…

Пару раз мы были где-то на грани приличия, и губы горели, и ладони – от прикосновений, и внутри разгоралось нежное пламя, пока еще едва заметное, голубоватое, и в этом пламени отражались звезды.

Настоящее романтическое безумие.

Дыхание становилось тяжелее, объятия – откровеннее, а ощущения – острее. Но все это мне безумно нравилось, и чуть ниже солнечного сплетения зарождалось белое солнце – его лучи скользили по телу и четко били по нервным окончаниям, метко стреляли по самым чувствительным точкам.

В какой-то момент, когда я откинула голову назад, разрешая целовать себя в шею, Антон вдруг остановился, нехотя убрав руки, и даже отодвинулся слегка.

Не смей! Я требую продолжения банкета! У бабочек истерика!

– Стоп, – произнес он тихо и мою руку со своего пояса тоже убрал. Глаза у него были совершенно пьяными, но он держал себя под контролем. – Катя, стоп. Сейчас не прекратишь – не остановлюсь.

– Вот оно что, – лукаво глянула я на Тропинина и вдруг засмеялась, прикрыв ладонями лицо. Отчего-то мне стало смешно. У нас все не как у людей.

– Ты опять смеешься, – укоризненно произнес Антон, видимо, вспомнив наш первый поцелуй.

– Прости, – выдохнула я. – Просто у тебя взгляд такой разочарованный. Как у собачки.

И я опять засмеялась, не в силах сдержаться. Тропинин мне сейчас, и правда, напоминал песика, которую обделил лаской любимый хозяин.

Парень вздохнул, видимо, решив, что я немного не в себе, и подозвал официанта, попросив принести холодной воды и виски.

С горя пить сейчас начнет! Хорошо, хоть не бутылку заказал, а стакан!

– А я хочу еще глинтвейн, – заявила я. Антон удивленно посмотрел на меня.

– Думаешь, ты один расстроен? – подмигнула ему я, чувствуя себя не только весело, но и уверенно. – Я тоже залью с тобой горе, зайка.

– Какое горе? – не понял Тропинин, и я взъерошила ему волосы.

– У нас с тобой одно горе на двоих, – теперь я, поиграв бровями, ущипнула его за щеку. Он был такой миленький, что просто хотелось затискать его. Как плюшевого зайку.

– Может быть, лучше вино, а не глинтвейн? – спросил Антон.

– А ты понимаешь в винах? Ты, как-никак, золотая молодежь, – в шутку поддела я его. Да что за реакция-то странная такая? Может быть, из-за глинтвейна? Как-никак, алкоголь, а он не только согревает.

Антон недовольно посмотрел на меня и поморщился.

– Не понимаю, – он открыл меню в серебристой коже и уставился на предлагаемые вина.

А я, демонстративно глядя в сторону, положила руку ему на колено. И два пальца зашагали по плотной джинсовой ткани вверх.

– Катя! – воскликнул Антон, ловя мою руку за запястье. – Что с тобой?

– Любовь голову вскружила, – честно призналась я. Мои щеки горели.

Он коснулся моего запястья губами, принюхавшись к тыльной стороне.

– Я люблю твои духи. Яблочные.

– Я сегодня не пользовалась духами, – улыбнулась я. – Тебе кажется.

– Может быть, ты пахнешь яблоками? – предположил он с улыбкой.

– Ты меня раскусил, – протянула я вперед руку и положила на нее голову, глядя на Антона. – Я яблочная принцесса. Заколдую тебя в большое зеленое яблоко. И съем. – Кровожадно щелкнула я зубами.

– Закажем вина, – решил все же Антон. – Дай руку.

Я подала ему свою ладонь, и он, погладив ее, попросил меня закрыть глаза и ткнуть в меню, чтобы выбрать вино наугад.

Я, тотчас включившись в игру, прикрыла ресницы и ткнула.

Первый блин оказался комом – каким-то образом я попала на водку. Ее мы заказывать, естественно, не стали, и я ткнула во второй раз, выбрав шампанское. Его ни я, ни Антон не хотели. И только с третьей попытки мой палец оказался на строке с красным полусладким, произведенным где-то на виноградниках Франции.

Антон вновь подозвал официанта, отменил свой заказ на виски и попросил бутылку выбранного мною наугад вина. Правда, мы выпили лишь по бокалу – больше не хотелось, к тому же и дождь прошел, и вновь захотелось оказаться на темной, ослепленной огнями большого города улице, вдыхая полной грудью осеннюю свежесть.

Антон хотел оставить недопитое вино в кафе – вернее, ему даже не пришла в голову мысль, что можно поступить иначе, а я попросила забрать бутылку вина с собой.