Этими игрушками он часто себя ранил.

Зейн подошел к палатке Страффа и проделал дыру в стене. Король ждал. Зейн отдал ему должное: отец следил за своей смертью с вызовом во взгляде. Зейн остановился посередине комнаты, прямо перед деревянным креслом, в котором сидел Страфф.

«Убей его», – скомандовал бог.

Лампы горели по углам, подсвечивая холст. Подушки и одеяла в углу были в беспорядке – Страфф в последний раз позабавился с любимой наложницей перед тем, как послать убийц. Король излучал свою обычную ауру демонстративного пренебрежения, но Зейн видел большее: лицо, покрытое пленкой пота, дрожавшие, словно от болезни, руки.

– У меня есть атиум для тебя, – первым заговорил Страфф. – Закопан в месте, которое знаю я один.

Зейн стоял безмолвно, устремив взгляд на отца.

– Я открыто призна́ю тебя, – пообещал Страфф. – Назову своим наследником. Завтра, если хочешь.

Зейн не ответил. Страфф продолжал истекать потом.

– Город твой, – бросил Зейн и повернулся, чтобы уйти.

Он был вознагражден раздавшимся позади вздохом удивления.

Зейн обернулся. Никогда он не видел на лице отца такого потрясения. Уже одно это стоило всех его усилий.

– Уводи людей, как и собирался. Но не возвращайся в Северный доминион. Жди, пока колоссы захватят город, пусть они уничтожат защитные сооружения и убьют защитников. Потом можешь ворваться и спасти Лютадель.

– Но рожденная туманом Эленда…

– Уйдет, – возразил Зейн. – Сегодня, со мной. Прощай, отец.

Он повернулся и вышел через ту же дыру.

– Зейн? – окликнул Страфф.

Тот снова остановился.

– Почему? Я подослал к тебе убийц. Почему ты позволил мне жить?

– Потому что ты мой отец. Отцов убивать нельзя.

Зейн навсегда прощался с тем, кто его создал. С человеком, которого, несмотря на свое безумие, несмотря на годы жестокого обращения, любил.

В туманной мгле рожденный туманом бросил монету и вылетел из лагеря. Приземлился в приметном месте – там, где канал делал изгиб. Из дупла в стволе небольшого дерева вытянул сверток. Туманный плащ – первый подарок Страффа, сделанный за много лет до того, как Зейн раскрылся. Для него эта вещь была слишком ценной, чтобы носить и пачкать.

Глупо, конечно. Но с собственными чувствами ничего нельзя поделать. Эмоциональную алломантию нельзя обратить на себя самого.

Рожденный туманом развернул плащ: в нем находилось несколько фиалов с металлами и кошелек, заполненный зернами. Атиум.

Опустившись на колени, Зейн прикоснулся к груди, в том месте, где ощущалось биение сердца. Там была большая шишка. Он нечасто о ней вспоминал – мысли будто уплывали, если такое случалось. Однако в этом и заключалась истинная причина, по которой Зейн не носил плащ: ткань задевала маленькое острие штыря, торчавшего из спины прямо между лопаток. А над грудной костью располагалась головка штыря, которую полностью скрывала одежда.

«Пора», – сказал бог.

Зейн поднялся, бросил туманный плащ. Затем повернул прочь от лагеря отца, оставляя позади все, что знал, и отправился на поиски женщины, которая должна была его спасти.

Аленди верит в то, во что верят они.

Вин ужаснулась, когда осознала, что совершенно не беспокоилась о том, скольких убила.

Некоторое время спустя после визита в Кредикскую Рощу она сидела на балконе, разглядывая погруженную в темноту Лютадель. Вокруг расстилался туман, но Вин больше не находила успокоения в его беспокойных узорах. Теперь все представлялось намного сложнее.

Туманный дух, как обычно, следил за ней, но гораздо больше беспокоил могучий грохот, который все усиливался. Когда-то он казался далеким, но не теперь.

Источник Вознесения.

Это наверняка он. Вин ощущала, как его сила возвращается, втекая обратно в мир, требуя, чтобы ее взяли и использовали. Рожденная туманом постоянно оборачивалась на север, в сторону Терриса, ожидая увидеть что-нибудь на горизонте. Ослепительную вспышку, яркое пламя, грозную бурю. Что-нибудь. Но там был только туман.

Все, за что Вин бралась в последнее время, оканчивалось провалом. Любовь, защита, долг.

«Меня на все не хватит», – подумала она.

Слишком многое требовало ее внимания. Вин попыталась объять необъятное и в итоге не достигла ничего. Исследование о Бездне и Герое лежало нетронутым вот уже несколько дней, разложенное стопками бумаг на полу ее комнаты. Вин почти ничего не знала о туманном духе – только то, что он за ней наблюдал и что автор дневника считал его опасным. Она не разобралась со шпионом, который затесался среди друзей; она не знала, правду ли Зейн говорил о Дему.

И Сетт был жив. Она даже бойню не смогла устроить как следует, споткнулась на середине. В этом был виноват Кельсер. Он сделал ее своей наследницей, но разве кто-то мог справиться с подобным наследием?

«Почему мы всегда становимся ножами в чьих-то чужих руках?»

Слова Зейна казались очень важными, но в них был один изъян. Эленд. На самом-то деле Вин не была его ножом. Эленд не хотел, чтобы она убивала. Но идеалы лишили его трона и бросили город на растерзание врагам. Если Вин действительно любила Эленда – если она в самом деле любила жителей Лютадели, – могла ли она сделать для них что-то большее?

Глухой пульсирующий грохот звучал в голове, словно били в барабан размером с солнце. Рожденная туманом теперь почти все время жгла бронзу, вслушиваясь в ритм, позволяя ему проникать в себя…

– Госпожа? – раздался позади голос Ор-Сьера. – О чем вы думаете?

– О конце, – тихо проговорила Вин, глядя перед собой.

Тишина.

– О конце чего, госпожа?

– Я не знаю.

Ор-Сьер неслышно вышел на балкон и сел рядом. Вин уже настолько хорошо его знала, что видела обеспокоенность в собачьих глазах.

Она со вздохом покачала головой:

– Мне просто надо принять решение. И что бы я ни решила, наступит конец.

Минуту-другую Ор-Сьер сидел, склонив голову набок.

– Госпожа, – сказал он после паузы, – мне это кажется излишне драматичным.

– Значит, ты ничего мне не посоветуешь?

– Просто примите решение…

Вин улыбнулась:

– Сэйзед бы сказал что-нибудь мудрое и успокаивающее.

– Я не в состоянии понять, почему вы о нем сейчас вспомнили, госпожа, – нахмурился Ор-Сьер.