Х. де Хореги. Портрет Мигеля Сервантеса. 1600 г.

Фото репродукции

В это время в Италии, куда он приехал с кардиналом, собиралась христианская армия, чтобы дать бой туркам-османам на Средиземном море. За этим стояли вполне реальные интересы Венецианской республики, которой турки мешали торговать в Средиземноморье, папы римского Пия V, желавшего высоко поднять христианское знамя, и знаменитого испанского короля Филиппа II. Они создали Священную лигу против турок и объявили набор добровольцев. Призыву Мигель не подлежал – младшего сына в семье в армию не брали. Он идет добровольцем. Во имя христианской идеи, во имя борьбы с неверными он становится под знамена Священной лиги и отправляется воевать с турецким флотом.

Кто повернул Фортуну? Он сам. Да, пожалуй, и в дальнейшем, в ответственные моменты жизни, наш герой никогда не плыл по течению, а принимал решения, которые потом становились судьбоносными. Он был человеком редкой породы. Истинные человеческие ценности – благородство, искренность и прямодушие, милосердие, отвага и самопожертвование – то, что составляет величие души, были присущи ему в полной мере. «Рыцарь без страха и упрека» это он, а потом уже Дон Кихот.

Итак, наш воин-доброволец попадает к знаменитому полководцу дону Хуану Австрийскому. Этот принц, незаконнорожденный сын Филиппа II, был, кстати, сильно романтизирован в глазах публики. «Он поведет нас, он великий воин, он отважный, защитник веры» – такие стихи слагали про него. Защитниками веры, впрочем, можно назвать всех добровольцев, вставших под знаменем Лиги. Однако, интересно, что ортодоксальность нужно было подтверждать. Подтверждать должна была, конечно, церковь. В архивах обнаружено письмо Мигеля к отцу. Он пишет ему перед битвой при Лепанто: «Срочно вышли бумаги, свидетельствующие о незапятнанности моего вероисповедания».

На борьбу с турками брали только по чистоте крови – а именно, рыцарей-христиан. Католическая церковь выдавала характеристики в те времена не хуже, чем когда-то советские парткомы. С такой же четкостью, регулярностью и строгостью: «Морально устойчив, в вере не колеблется». Какая невероятная перекличка эпох! Это ведь Испания конца XVI века! Страна жесточайшего абсолютизма власти и преследования всякого инакомыслия! Здесь преследовали евреев за их иудейскую веру, морисков, то есть мусульман, насильственно обращенных в христианство, мавров – всех, кого можно было заподозрить в отступлении от «истинной веры». И потому нужно было представить бумагу. Если ее нет, об участии в военных действиях можно забыть. Инквизиция проследит за этим.

Мигель получил подтверждение своей благонадежности. Мы даже можем назвать дату, когда это случилось, – 7 октября 1571 года. И тут же записался во флот. Вскоре он принимает участие в крупнейшем сражении при Лепанто, где впервые европейцы разбивают наголову турок-османов и останавливают их экспансию. 275 турецких кораблей во главе со знаменитым флотоводцем Али-пашой и 217 со стороны испанско-венецианской Лиги во главе с доном Хуаном Австрийским сходятся в открытом море.

Сервантес не должен был участвовать в битве, ибо накануне, когда только-только сошлись флотилии, с ним случился жесточайший приступ лихорадки. Он был почти без сознания. Но, узнав о грядущем сражении, он выполз на палубу – шатающийся, как его Дон Кихот, с пылающим взором и со словами на устах: «Я предпочитаю умереть, сражаясь за Бога и короля, вместо того чтобы укрываться в безопасном месте». Он потребовал, чтобы его послали в самое пекло. И там, в этом пекле, турецкая сабля отсекает ему левую руку. И кроме того он получает три очень тяжелых ранения. Казалось, он больше никогда не вспомнит о своих воинских порывах. Но ничего подобного.

Я смотрю на его лицо, время сохранило его портрет. Лицо редкой красоты. С глубоким, умным и проницательным взглядом. В нем нет и намека на то, что мы называем «донкихотством». С портрета смотрит человек твердой воли, душевного благородства, много переживший и испытавший, закаленный этими испытаниями и принявший их покорно, как и подобает христианину. Вся его жизнь доказывает, что он соответствует своему портрету.

Несмотря на однорукость – у него была отсечена кисть, а ранением в плечо перебило нерв, и левая рука висела, как плеть, – его тем не менее оставляют на военной службе, оценив необычайную отвагу. И даже увеличивают жалованье, что зафиксировано в дошедшей до нас ведомости, – теперь он получает до четырех дукатов в месяц. Он принимает участие в экспедиции на Корфу, участвует в захвате Наварина и оккупации Туниса. Его гарнизонная служба – Неаполь, Генуя, Палермо, Мессина. Так проходят долгих четыре года, и его начинает тянуть домой. И вот вместе с братом Родриго они садятся на корабль «Эль Соль», что значит «Солнце», и отплывают в Испанию. Все прекрасно, они оба мечтают о том, как окажутся дома. Но… корабль захватывают пираты, пираты из Алжира.

Алжир, формально вассал Османской империи, в это время представлял собой некое царство-государство пиратского свойства. Чем живет весь тамошний сброд? Прежде всего работорговлей и выкупами. Вот к ним и попадает Сервантес со своим братом.

У Мигеля при себе были рекомендательные письма от Хуана Австрийского к испанскому королю, в которых воспевалась доблесть Сервантеса. Именно эти письма и превратили ближайшие годы его жизни в мучительную, тяжелейшую пытку. Жадные пираты вообразили, что вот она, знатнейшая, а значит, богатейшая птица, которая попала в их силки. А значит, за обычный выкуп они никогда ее не отпустят. Это был жуткий плен, братья часто спали в оковах, подвергались всяческим издевательствам, голодали, болели, работали в поте лица. Отец заложил все, что имел (это был жалкий клочок земли), чтобы освободить сыновей из плена. И предложил пиратам выкуп за сыновей. Они рассмеялись, взяли, но сказали: «Здесь разве что за одного». Дальше нам ясно, что сделал Мигель. Он сказал: «Конечно, домой отправится Родриго». А сам остался.

Остался и стал вдохновителем и организатором побегов. Желание действовать, бороться, сопротивляться и главное – спасать людей от неволи делают его дух несокрушимым. Воин-романтик, всегда живущий в нем, обретает силу, а обстоятельства вынуждают его действовать. С этого времени его поведение находится в полной гармонии с его идеалами. Он организовывает побеги – один, другой, находит людей, готовых помогать. И даже предательства, неудачи и смертельная опасность не останавливают его. А предательств хоть отбавляй.

Поразительно, как много вокруг подлых людей! Это более всего удручает Сервантеса, великая печаль поселяется в его сердце. Каждый раз, когда чей-то побег срывается и его выдают, Сервантес говорит своим обвинителям одно и то же: «Я один. У меня не было сообщников. Это был только я». Уж он-то не выдаст никогда. Те, кто помогал побегам, а находились такие благодетели-христиане, относительно состоятельные люди, всегда боялись одного: «Если будете схвачены, вы нас выдадите», – говорили они, и это понятно – тому были примеры. Сервантес, видимо, обладал огромной силой внушения и доверия. Когда он отвечал: «Я не выдам. Если меня даже разрежут на куски, ваши имена никогда не будут известны», – они верили ему и продолжали помогать пленникам пиратов.