15(28) октября 1905 г., т. е. накануне подписания Манифеста 17 октября, и после обсуждения проекта манифеста у императора, на котором Николай Николаевич еще не определился со своим решением{2281}, Великий Князь встретился с М. А. Ушаковым — рабочим из «Экспедиции заготовления государственных бумаг», близким к зубатовским организациям. Ушаков должен был высказать «глас народа», что он сделал, убеждая Николая Николаевича-мл. в необходимости введения конституционного строя в России. Князь поначалу волновался и спорил, но вскоре успокоился. Не стал он протестовать и против следующей рекомендации: «…для этого великого дела, самою верно, судьбою назначен начать это дело он сам, и что у него может быть энергичный и сведущий знаток государственного дела, который, я глубоко уверен, с удовольствием во всем ему окажет содействие и все устроит, раз это идет для блага Государя и России, и что с эти человеком, Вы, Ваше Высочество, сделать можете очень мнгого доброго дела. Этот человек есть граф Сергей Юльевич Витте, с которым я просил бы Его Высочеству сойтися ближе и сообща сделать благо и счастье для народа и России и славы Государю Императору. И если вы совместно начнете делать это великое дело, то я свято верю в успех и благополучие»{2282}.

Характерно, что на совещании, созванном 17(30) октября в Петергофе императором, Николай Николаевич вел себя уже по другому — он поддерживал проект Витте и заявлял о невозможности введения военной диктатуры «за недостатком войск»{2283}. Т. о., происходило именно то, на что надеялся Витте еще летом 1904 г., когда он встал на не совсем типичную для высшего государственного сановника позицию, которую можно назвать «либеральным пораженчеством». Свои мысли он выразил предельно ясно в письме к Куропаткину, написанного во время Ляонского сражения, 19 августа(1 сентября) 1904 г. Извещая командующего об убийстве министра внутренних дел, он писал: «С господином фон Плеве сделалось то, что должно было сделаться, и страшно то, что нигде это преступление не встретило соболезнования… Но что для Вас должно быть интересно, это то, что оказалось, что господин фон Плеве был душою банды квантунцев, приведших Россию к этой несчастной войне. Это теперь несомненно. Я говорю: несчастной войне, ибо не вижу в ее окончании, как бы война для нас ни была победоносна, никаких благ для России. Без преувеличений можно сказать, что, пожалуй, победоносная война даст еще худшие результаты, нежели средний успех»{2284}. Война была проиграна, и Витте теперь мог рассчитывать на неплохие результаты.

Свое понимание благотворной для России политики он изложил 25 марта(7 апреля) 1905 г. в письме к К. П. Победоносцеву: «…главное мое убеждение то, что если правительство само не удовлетворит справедливые требования и желания, то засим оно будет вынуждено подчиниться необдуманным вожделениям. Если бы не было безумнейшей и несчастнейшей войны, то правительство могло продолжать бороться с течением общественных вожделений, да и то преимущественно полицейскими мерами. Но война обнажила сердце власти. Такие жертвы и ужасы даром не проходят, и если правительство не возьмет в свои руки течение мыслей населения и будет только полусодействовать, то мы все погибнем, ибо, в конце концов, восторжествует русская, особливого рода, коммуна. К сожалению, правительство сие не понимает и оказывается импотентным»{2285}. В потенциале отказа от самодержавия и уступок общественности Витте не сомневался, взгляды его практически не менялись.

8(21) сентября 1905 г., находясь в Париже на пути в Россию из Америки, он высказался по этому вопросу предельно энергично: «Если мы не одумаемся и не повернем, нас ожидают народная смута и экономическое разорение»{2286}. Сочетание неуверенности Николая Николаевича-мл. в войсках, и убежденности Витте в умиротворяющем потенциале уступок на фоне единства противников самодержавия привело к манифесту 17(30) октября 1905 г. «Об усовершенствовании государственного порядка», предоставлявшего законодательную власть Государственной Думе{2287}. После подписания документа императором участники совещания возвратились из Петергофа в Петербург на пароходе. По свидетельству сопровождавшего их князя А. Д. Оболенского, автора текста манифеста, Николай Николаевич был весел и доволен. Обратившись к Витте, он сказал: «Сегодня 17 октября и 17 годовщина того дня, когда в Борках была спасена династия (имеется в виду крушение императорского пеозда в 1888 г. — А.О.). Думается мне, что и теперь династия спасается от неменьшей опасности сегодня происшедшим историческим актом»{2288}.

На следующий день Витте встретился с представителями русской и иностранной прессы и обратился к ним с призывом о поддержке: «Я обращаюсь к вам, как русский человек, как гражданин, а не как царедворец или министр. Помогите мне успокоить умы. От вас, главное от вас это успокоение зависит. Пока не водворится порядок, никто не в состоянии ничего сделать»{2289}. К удивлению и сильнейшему разочарованию, Витте его призыв не привел к поддержке со стороны либерального лагеря, на которую он рассчитывал. Впрочем, то же самое можно сказать и о манифесте. Что касается революционеров, то их активность только возросла{2290}. «Конституция была возвещена и обещана; оставалось претворить это обещание в жизнь. — Вспоминал один из видных деятелей кадетов. — Но тогда начиналась расплата. Все те свойства Освободительного Движения, которые дали ему победу, оказались вредными, когда было нужно эту победу использовать»{2291}.

Опубликование манифеста не привело к успокоению, даже в столице. Главным вопросом для либералов и всех, кто был левеее их, стало превращение манифеста в основу для созыва Учредительного собрания{2292}. «По улицам, — записывает в своем дневнике 19(31) октября 1905 г. член Государственного Совета А. А. Половцев, — несмотря на дождливую погоду, двигаются многочисленные толпы, одна часть коих носит трехцветное знамя, другая — знамя красное. Между теми и другими происходят столкновения, оканчивающиеся даже и убийствами»{2293}. Если в 1905 г. количество пострадавших от террористических актов достигло 591 чел.(233 убитых и 358 раненых), то в 1906 г. это число почти утроилось, достигнув 1588 чел.(768 убитых и 820 раненых), а в 1907 г. оно увеличилось до 2543 чел.(1231 убитых и 1312 раненых). Только с 1908 г. террор пошел на спад. В этом году террористами было убито 394 и ранено 615 чел. Противостоять революционному террору мог только террор правительственный. И он постепенно набирал обороты. В 1905 г. к смертной казни было приговорено 72 чел., из них казнено 10, в 1906 г. к смерти было осуждено 450 чел., казнено 144, в 1907 г. — 1056 и 456 чел., и в 1908 г. — 1741 и 825 чел.{2294}. Очевидно, что практика судебных наказаний становилась все строже и жестче. Если в 1905 г. было реализовано 13,88 % смертных приговоров, то в 1906 г. — 32 %, в 1907 г. — 43,18 %, и в 1908 г. — 47,38 %. Но проблемы правительства отнюдь не ограничивались необходимостью противостояния террористам.