3. Относительно третьего следует сказать: то, что есть теперь, было будущим, прежде чем оно стало в настоящем, поскольку то, что оно будет, было в его причине. Поэтому, если бы причина была устранена, оно не было бы будущим. Но только первая причина — вечна. Поэтому из того, что нечто есть, не следует, что всегда было истинным его бытие в будущем, иначе как если есть вечная причина того, чтобы оно было в будущем. Таковая же причина — только Бог.

4. Относительно четвертого следует сказать: поскольку наш интеллект не вечен, то и истина высказываемого, которое формируется нашим интеллектом, не вечна, но некогда началась. И, прежде чем такого рода истина появилась, не истинно было бы говорить, что такая истина есть, кроме как об истине божественного интеллекта, в котором одном истина — вечна. Но теперь истинно говорить, что истина не существует, и это истинно той истиной, которая теперь в нашем интеллекте, а не истиной в сфере вещей. Ведь эта истина о не-сущем; не-сущее же получает то, что оно истинно, не от себя, но только от интеллекта, постигающего его. Поэтому настолько истинно говорить, что истины не было, насколько мы схватываем ее небытие как предшествующее ее бытию.

Глава 8. Неизменна ли истина?

Относительно восьмого вопроса следует рассмотреть такое положение: кажется, что истина неизменна. Ведь говорит Августин в книге «О свободном произволении» (II, 12), что истина не равна уму, поскольку была бы изменяемой, как и ум.

2. Кроме того, то, что остается после всякого изменения, — неизменно, подобно тому как первая материя не порождена и неразрушаема, поскольку остается после любого порождения и разрушения. Но истина остается после всякого изменения, поскольку после всякого изменения истинно говорить, что нечто «есть» или «не есть». Следовательно, истина — неизменна.

3. Кроме того, если истина высказывания изменялась бы, то более всего она изменялась, следуя изменению вещи. Но оно не меняется таким образом. Ведь истина, согласно Ансельму (Об истине, 7), есть некая правильность, коль скоро нечто осуществляет то, что оно восприняло в божественном уме. Такое положение: «Сократ сидит» — приняло от божественного ума такое свойство, чтобы оно обозначало, что Сократ сидит. Но оно это обозначает, даже когда он не сидит. Следовательно, истина положения никоим образом не изменяется.

4. Кроме того, где та же самая причина, там то же самое следствие. Но та же самая вещь есть причина истины таких трех положений: «Сократ сидит», «Сократ будет сидеть» и «Сократ сидел». Следовательно, их истина та же самая. Но надлежит, чтобы одно из них было истинным. Следовательно, остается неизменной истина этих положений и, на том же основании, любого другого положения.

Но против то, что сказано в Псалме (Пс. 11, 2): «Истины раздроблены среди сынов человеческих».

Отвечаю: следует сказать, что, как выше сказано (q. 16, a. 1), истина в собственном смысле есть только в интеллекте, вещь же называется истинной от истины, которая есть в каком-либо интеллекте. Поэтому изменяемость истины надлежит рассматривать относительно интеллекта. Его же истина состоит в том, что он имеет сообразность с познанными вещами. Эта же сообразность может изменяться двояко, как и любое другое подобие, из-за изменения разных терминов отношения. Поэтому одним образом истина изменяется из части интеллекта, из-за того, что он принимает некое другое мнение о вещи, обстоящей одним и тем же образом. Другим образом, если при сохранении того же мнения изменяется вещь. И того и другого достаточно для изменения из истинного в ложное. Следовательно, если есть некий интеллект, в котором не может изменяться мнение или из восприятия которого не может ускользнуть некая вещь, то в нем истина неизменна. Таков божественный интеллект, как ясно из вышесказанного (q. 14, a. 15). Поэтому истина божественного интеллекта неизменна. Истина же нашего интеллекта — изменяема, но не так, чтобы она сама была субъектом изменения, а коль скоро наш интеллект меняется от истины ко лжи, в этом смысле и формы могут называться изменяемыми. Истина же божественного интеллекта, согласно которой природные вещи зовутся истинными, всецело неизменна.

1. Таким образом, относительно первого следует сказать, что Августин говорил о божественной истине.

2. Относительно второго следует сказать, что истинное и сущее — обращаемы. Поэтому как сущее порождается и разрушается не само по себе, но акцидентально, коль скоро то или это сущее разрушается или порождается, как говорится в первой книге «Физики», так и истина изменяется не потому, что не остается никакой истины, но потому, что не остается истина, которая была прежде.

3. Относительно третьего следует сказать, что положение не только имеет истину подобно тому, как о других вещах говорится, что они имеют истину, — коль скоро они осуществляют то, что они восприняли в божественном уме. Но говорится, что положение имеет истину неким особым образом, коль скоро оно обозначает истину интеллекта, которая состоит в сообразности интеллекта и вещи. Когда же она устранена, изменяется истина мнения и, следовательно, истина положения. Так и это положение, «Сократ сидит», когда он сидит, истинно и истиной вещи, коль скоро она есть некий означающий звук, и истиной обозначения, коль скоро оно обозначает истинное мнение. Когда же Сократ встает, остается первая истина, но изменяется вторая.

4. Относительно четвертого следует сказать, что с сидением Сократа, которое есть причина истины этого положения — «Сократ сидит», не тем же самым образом обстоит дело и когда Сократ сидит, и после того, как он сидел, и до того, как сел бы. Поэтому и истина, причиненная этим, обстоит различным образом; и различным образом означаются положения о настоящем, прошедшем и будущем. Поэтому, хотя одно из трех положений истинно, не следует, что остается неизменной одна и та же истина.

Далее речь пойдет о ложности, и относительно этого ставятся четыре вопроса:

1. Есть ли ложность в вещах?

2. Есть ли ложность в чувстве?

3. Есть ли ложность в интеллекте?

4. О контрарности истинного и ложного.

Глава 1. Есть ли ложностьв вещах?

Относительно первого рассмотрим следующее положение: считается, что в вещах ложности нет. Ведь говорит Августин во второй книге «Монологов» (II, 8), что если истинное — то, что существует, то из этого следует, что ложного нет нигде; но это противоречиво с любой точки зрения.

2. Кроме того, «ложь» говорится от «лгать»; но вещи не лгут; поскольку, как говорит Августин в книге «Об истинной религии» (33), они не показывают ничего иного, кроме собственного вида. Следовательно, ложное не находится в вещах.

3. Кроме того, об истинном в вещах говорят согласно их соотношению с божественным интеллектом, как сказано выше (q. 16). Но всякая вещь, коль скоро она есть, подражает Богу. Следовательно, всякая вещь истинна без ложности; и, таким образом, никакая вещь не ложна.

Но этому противоречит то, что говорит Августин в книге «Об истинной религии» (34): «Всякое тело есть истинное тело и ложное единство, поскольку оно подражает единству, не будучи единством». Но всякая вещь подражает божественному единству, однако ей его недостает. Следовательно, во всех вещах есть ложность.