Фрэнк фыркнул, но промолчал. А Сандрин чувствовала себя полностью растерянной. Как будто ей снова было десять лет, и кто-то бесконечно добрый и щедрый открыл перед ней витрину кондитерского магазина и предложил выбрать то, что ей захочется. Но где-то глубоко внутри за этим замешательством уже угадывалось хорошее и весёлое чувство азарта, какое бывает перед шагом в будущее, которое внезапно наступило и в нём для тебя открылись новые, невероятные возможности. То самое будущее, на котором большими блестящими буквами написано: «Я принадлежу тебе».

Она с робкой, немного виноватой улыбкой посмотрела по очереди сначала на Фрэнка Вудса, потом на Джейд Мартинес.

– Спасибо. Спасибо вам. Пожалуйста, не обижайтесь на меня, когда я сделаю выбор. Ладно?

* * *

Дым, жар и пепел остались позади, но в лёгких по-прежнему было сухо, как после перехода по пустыне, а нос отказывался распознавать запахи. Любые.

Участки кожи, оставшиеся незащищёнными во время пожара, теперь ныли и зудели, их температура казалась повышенной, как будто они отдавали наружу жар, впитавшийся от близкого огня. Ощущение напоминало солнечный ожог, да и выглядело примерно так же. По крайней мере, большинство из них теперь щеголяли двухцветными физиономиями. Нижняя половина лица осталась обычного цвета. А вот верхняя, которую не закрывала мокрая повязка, теперь светилась разнообразными оттенками палитры от розового до почти светофорного красного.

В дополнение ко всему в ушах звучал какой-то писк. Андрей время от времени пытался избавиться от него, то ковыряясь пальцем в ухе, то зажимая нос и с силой выдыхая в него. От этих усилий в барабанных перепонках потрескивало и похрустывало, но писк так и не проходил.

Сидевшая рядом Ася заметила его потуги и сказала, что это пройдёт. Всё дело в обезвоживании организма и последствиях того свиста, треска и рёва, с которыми пожар жевал лес вокруг них всего час назад. Смирнов кивнул согласно, приложился долгим глотком к пластиковой бутылке с водой, а про себя подумал, что тут замешано кое-что ещё. Например, страх.

Ему действительно было страшно. Глупо, конечно. Бояться следовало раньше, когда вокруг горела тайга, и существовала реальнаяугроза. Нет, не сгореть, окружающая вода этого не позволила бы. Но вот задохнуться от дыма или недостатка кислорода – запросто. Стоило вокруг них закрутиться огненному смерчу – и привет. Лежали бы они сейчас аккуратной кучкой. Целёхонькие внешне, но совершенно дохлые внутри.

А вот поди ж ты. В тот момент ему страшно не было. Беспокойно, нервы на взводе, адреналин бъёт фонтаном, сердце долбит пульсом в гортань. Но не страшно. И только сейчас, когда огонь, дым, треск и пепел остались позади, когда они сидят внутри закрытого, безопасного бронетранспортёра, из кондиционера которого внутрь идёт чистая, отфильтрованная прохлада, Андрея стало ощутимо потряхивать. От полной неизвестности того, что будет с ними дальше и от невозможности ни на что повлиять. Для него, жертвы «синдрома гиперконтроля», как выразилась бы Марина, это чувство неопределённости было особенно непереносимо. Он слишком привык за долгие годы принимать на себя ответственность не только за своё будущее, но и за доверившихся ему людей, а теперь у него отобрали руль, рычаги, щит и меч, бразды. В руках было пугающе пусто.

Хотя нет. В правой руке у него цепкая Асина ладонь. Хоть и чувствуется в её хватке неловкость и сидит она рядом в напряжённой позе, стараясь удерживать между ними какое-то минимальное расстояние, но ясно, что теперь между ними возникла новая связь. Не романтическая ни в малейшей степени, но твёрдая и непреложная, как цепь, выкованная из доверия и ответственности. Чтобы ни произошло, на ближайшие несколько лет они будут вместе.

Сидящие напротив Витя и Оля Самохина теперь тоже никуда друг от друга не денутся. Их, похоже, даже неопределённость не напрягает. Как будто оба возвращаются на базу после долгой работы. Виктор откинулся назад, на борт вездехода, прикрыл глаза, раскрасневшийся от жара лоб покачивается в такт движению машины. Оля пристроилась рядом, положила голову ему на плечо и тоже дремлет. Огненно-рыжие в обычное время волосы теперь кажутся сероватыми из-за запорошившего их пепла и полумрака салона транспортёра.

Смирнов поймал себя на мысли, что впервые за несколько лет он видит своих людей безоружными.

Ни пулемёта, ни автоматов, ни даже ножей. Катя предупредила их заранее, что как только к ним выйдут спасатели, всё оружие должно быть сброшено. И сама первой показала пример. Едва со стороны пробивающихся к ним людей в огнезащитных комбинезонах прокричали условленный отзыв на пароль, она выпрямилась рядом с Андреем во весь рост и развела в сторону руки. В правой – разгрузочный жилет с боеприпасами, в левой – ремень автомата.

«Не хотела, чтобы меня воспринимали, как угрозу» – вспомнил он и, показывая пример своим людям, повторил её движение. Расстегнул жилет, поднял над головой оружие, а потом бросил всё это на землю. После чего несколько секунд стоял с поднятыми пустыми руками. Затем вынул нож и пистолет, снова показал их, и тоже отбросил в стороны. Его бойцы повторяли за ним эти движения, как будто у них наступил перерыв на производственную гимнастику. Жар продолжал накатывать волнами, дым ел глаза, порывы ветра иногда приносили веера искр, очень хотелось пригнуться и отвернуться, спрятать лицо. Но они стоически терпели, выполняли этот замедленный комплекс упражнений, чтобы ни у кого не возникло сомнений – мы свои, мы не угроза.

Так что вооружены сейчас в салоне вездехода были только двое – те самые спасатели в жароотражающих комбезах, что сидели сейчас у задних дверей. Когда вездеход тронулся, и они сбросили защитные маски, оказалось, что один из них совсем молодой парень, явный южанин. Второй, постарше, коротко стриженый блондин, напротив, был типичным северянином. Но говорили оба на немецком. Что-что, а это Андрей понял безошибочно.

Сопровождающие поначалу были напряжены и сосредоточены. Держали оружие на изготовку, только адресовано оно было не Смирнову и его команде. Оба внимательно прислушивались к происходящему за пределами вездехода, следили за экранами внешнего обзора и короткими фразами реагировали на то, что иногда бормотало сквозь шипение в их наушниках. И только спустя минут сорок от начала поездкиих настороженность внезапно закончилась. В гарнитурах спасателей несколько раз прохрипела какая-то фраза, они переглянулись, блондин кивнул и выставил вперёд кулак. Молодой универсальным жестом легонько стукнул его своим кулаком – «Сделано!», потом повернулся к пассажирам и показал большой палец: «Всё в порядке».

В порядке. Всё в порядке. Это значит – они пересекли границу. Теперь эти два парня, экипаж вездехода, остальные спасатели, а также пассажиры рейса NP412 оказались в безопасности. Почти дома. А они?

Андрей почувствовал лёгкий приступ паники. Под ложечкой засосало, и даже голова немного закружилась, как будто он заглянул за край крыши очень высокого здания. Наверно он непроизвольно стиснул правую руку, потому что Ася вопросительно подняла на него карие глаза. Он покачал головой и попытался улыбнуться. Она легонько кивнула и едва заметно пожала ему руку в ответ.