litbaza книги онлайнКлассикаТом 5. Жизнь Тургенева - Борис Константинович Зайцев

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 156 157 158 159 160 161 162 163 164 ... 184
Перейти на страницу:
чудесное. Я чувствовал себя легко, как дома, и разговоры наши с Львом Николаевичем были легки».

«Дочери Толстого очень симпатичны. Они обожают своего отца и веруют в него фанатически. А это значит, что Толстой в самом деле великая нравственная сила, ибо, если бы он был неискренен и не безупречен, то первые стали бы относиться к нему скептически дочери, так как дочери те же воробьи: их на мякине не проведешь».

Начинается личное знакомство с Толстым. Тот «гипнотизм», который раньше шел из книг, излучается теперь самим Толстым.

«В своей жизни я ни одного человека не уважал так глубоко, можно даже сказать беззаветно, как Льва Николаевича». А Толстому чрезвычайно понравился Чехов. Кое-что в отношениях его к Чехову даже не совсем привычно. Ласковость не толстовская черта, но с Чеховым он бывал почти нежен. Вообще Чехов его как-то по-хорошему возбуждал: рассказ «Душечка» он четыре вечера читал вслух гостям, не мог начитаться. Пошел в Охотничий клуб на чеховский спектакль — ставили «Медведя», «Свадьбу» — хохотал как дитя.

«Толстого я люблю очень» (1899 год). «Я Толстого знаю, кажется, хорошо знаю, и понимаю каждое движение его бровей…» «Я боюсь смерти Толстого. Если бы он умер, то у меня в жизни образовалась бы большое пустое место. Во-первых, я ни одного человека не любил так, как его; я человек неверующий, но из всех вер считаю наиболее близкой и подходящей для себя именно его веру. Во-вторых, когда в литературе есть Толстой, то легко и приятно быть литератором, даже сознавать что ничего не сделал и не делаешь, не так страшно, так как Толстой делает за всех» (1900 год). («Ничего не сделал» автор «В овраге», «Архиерея» — урок скромности всем нам, пишущим.)

О писаниях же Толстого отзывается с прежней самостоятельностью: «Толстой пишет книжку об искусстве». «Мысль у него не новая; ее на разные лады повторяли все умные старики во все века. Всегда старики склонны были видеть конец мира и говорили, что нравственность пала до пес plus ultra что искусство измельчало, износилось…» (1897 год). «Все это старо».

О «Воскресении» он написал: «Это замечательное художественное произведение». Но конец осудил — «конца у повести нет». Он читал «Воскресение» с выпущенными цензурой местами. Как отнесся бы к издевательству Толстого над литургией? Взглянул ли бы на это глазами Горького, или преосв. Петра из «Архиерея»?

В начале 1902 года Толстой заболел в Крыму. «Толстой очень плох, у него была грудная жаба, потом плеврит и воспаление легкого. Вероятно, о смерти его услышишь раньше, чем получишь это письмо. Грустно, на душе пасмурно».

Чехов ошибся. Толстой выжил и пережил самого Чехова.

Но к болезни Толстого он относился действительно как к болезни близкого. «Мучительное, выжидательное настроение продолжалось дня два, затем известие по телефону: „процесс в легких не идет дальше, появилась надежда“». Распространяться Чехов не любил, но когда Толстой стал выздоравливать, в скупых заметках о нем чувствуешь радость. «Дед поправляется, уже сидит, весел».

И все-таки — предисловие Толстого к роману Поленца показалось Чехову «грубоватым и неуместно придирчивым» — литературных своих вкусов он никому не уступает, а сам Толстой, весь его облик, нравится ему особенно, вызывает чувство поклонения. Это был единственный человек, на которого он смотрел снизу вверх. В Крыму они довольно часто виделись. «Боюсь только Толстого» (Бунин о Чехове, воспоминания). «Ведь это он написал, что Анна сама чувствовала, видела как у нее блестят глаза в темноте!» — Серьезно, я его боюсь — говорил он, смеясь и как будто радуясь этой боязни.

И однажды чуть не час решал, в каких штанах поехать к Толстому. Сбросил пенсне, помолодел, и мешая по своему обыкновению, шутку с серьезным, все выходил из спальни то в одних, то в других штанах.

— Нет, эти неприлично узки. Подумает: щелкопер! И шел надевать другие, и опять выходил, смеясь:

— А эти шириной в Черное море! Подумает: нахал.

К главе «Ялта»

«Ты пишешь: „Не продавай Марксу“, а из Петербурга телеграмма: „Договор нотариально подписан“. Продажа, учиненная мною, может показаться невыгодной и наверно покажется таковою в будущем, но она тем хороша, что развязала мне руки».

Верная «Маша», сестра Мария Павловна, правильно оценила: истинная его слава в будущем. Связывать себя с Марксом не надо. Понимал это и Антон Павлович, но хотелось вздохнуть.

Успех книг оказался огромным. Очень скоро выяснилось и для всех, что выиграл тут Маркс. Горький обратился к Чехову с письмом, предлагая нарушить договор, вернуть Марксу аванс, заплатить неустойку и перейти в «Знание» (новое книгоиздательство самого Горького) — на условиях несоизмеримых. Вместе с Л. Андреевым составил он проект письма к Марксу от русских писателей, ученых и общественных деятелей, с просьбой освободить Чехова от договора-приурочивали это к 25-летнему юбилею его. Н. Д. Телешов в воспоминаниях своих приводит текст письма. Написано оно спокойно, вежливо, не задевая Маркса. Главное соображение: успех оказался большим, чем ожидали, Чехов нуждается в отдыхе, обеспеченности, и т. п.

Собрали уже много подписей, но Чехов не разрешил послать письмо. («Если я продешевил, то значит, я и виноват во всем: я наделал глупостей. А за чужие глупости Маркс не ответчик».) Чехов, как и всегда, остался Чеховым. Промах мог сделать, но не мог перестать быть Чеховым.

К главе «О любви»

Лидия Алексеевна Авилова, писательница-беллетристка, родилась в 1865 году, скончалась в 1943 году. С Чеховым познакомилась в 1889 году, в доме ее зятя, редактора «Петербургской газеты» С. Н. Худякова. О Чехове и романе своем с ним — довольно тяжелом для нее и неудачном (она была замужем, мать семейства) — рассказала в воспоминаниях. Письма Чехова к ней, быть может, не все — напечатаны. Из них ничего нельзя узнать о сердечных делах его (кроме, разве упрека в холодности и в том, что он только писатель).

В этом роде писал он письма и Шавровой, тоже неудачной писательнице, с которой тоже долго переписывался и об отношениях с которой тоже из писем ничего не узнаешь.

В переписке с Авиловой самое интересное — литературные советы. Их он Авиловой, как и Шавровой, давал много.

«Рассказ хорош, даже очень хорош…» — но дальше не так радостно: «Во-первых, архитектура. Начинать надо прямо со слов: „Он подошел к окну“… — и проч. Затем герой и Соня должны беседовать не в коридоре, а на Невском, и разговор их надо передать с середины…» (Всегдашнее у него: сокращение. Он полагал — очень разумно — что половина литературного искусства состоит в умении сокращать.)

«Во-вторых то, что есть Дуня,

1 ... 156 157 158 159 160 161 162 163 164 ... 184
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?