– Есть мальчик, – ответил Гроклтон.

Прошло несколько недель, прежде чем мистер Мартелл пожаловал в Лимингтон, тщательно выбрав для этого время.

Погожим летним утром он въехал в город по платной дороге, пребывая в радужных чувствах. Он предпочел поехать верхом, отправив свою одежду и дорожную сумку со слугой в экипаже. Миновав заставу на въезде в город, он осознал, что никогда не бывал здесь.

Мартелл не сомневался, что визит будет и приятным, и интересным. Он симпатизировал молодому Эдварду Тоттону. Быть может, у них было мало общего, но его всегда привлекали живой характер товарища и тот факт, что Тоттон, в отличие от многих, не боялся Мартелла, которому искренне нравилась своя репутация человека сурового: она хранила от тех, кому хотелось бы использовать его в своих интересах, а молодой Тоттон не тушевался, и это забавляло Мартелла. К тому же в нынешнем случае он сам намеревался использовать Эдварда Тоттона.

Мистер Уиндем Мартелл находился в завидном положении: ему не требовалось никому угождать. Хозяин крупного поместья, наследник еще одного, выпускник Оксфорда, с хорошей репутацией – в обществе, где он жил, не было человека, который мог бы к нему придраться, разве что какой-нибудь наглец. Если он был любезен – на свой манер, – то лишь потому, что презирал бы себя за иное поведение. Его завидное поместье оказалось бы под угрозой, только будь он гулякой или игроком, а Мартелл, от природы расположенный искать удовольствий интеллектуальных, был от этого далек. Достаточно тщеславный, чтобы преподносить себя в выгодном свете, он совершенно обоснованно сделал вывод, что в его положении отсутствие тщеславия неестественно. Ради себя и родового имени он собирался достигнуть светских высот и сделать это на собственных условиях, то есть вступить в общественную жизнь как феномен, в любую эпоху редкий в политике: независимым человеком, которого нельзя купить. И если это подкрепит тот факт, что его гордыня и впрямь превосходит обычную, то что поделать, пусть будет так.

Помимо теплых чувств к Эдварду Тоттону, истинной причиной его приезда было то обстоятельство, что Лимингтон, находившийся между двумя поместьями Мартелла, представляли два члена парламента.

«И я подумываю стать одним из них на следующих выборах», – сообщил он отцу.

Почему скромный округ Лимингтон имел двойное представительство в парламенте? Если ответить коротко, то потому, что за несколько лет до Армады это право ему пожаловала добрая королева Елизавета, искавшая дополнительной политической поддержки. Не слишком ли много два парламентария от столь небольшой территории? Не особенно, если учесть, что старый Сарум, так называемый карманный округ[24], безлюдный замковый холм у Солсбери, где практически никто не жил, тоже был представлен двумя парламентариями.

Система выборов в Лимингтоне была типичной для многих английских городов эпохи Просвещения и, следует признать, имела плюсы в смысле надежности, удобства и экономии. Если уж на то пошло, избиратели считали ее образцом для всех времен и пределов.

Увы, но в некоторых городах выборы проходили не лучшим образом. Грубые памфлеты в адрес кандидатов оставляли неприятное чувство. Возникали расходы, так как приходилось подкупать избирателей; скандалы, поскольку другому кандидату приходилось их поить, а потом запирать; еще больше хлопот становилось, когда их выпускали. Все партии сходились на том, что даже ограниченная демократия – опасная вещь, и ничто не доказывало это лучше, чем предвыборный пьяный разгул. Однако в Лимингтоне было больше порядка.

Двух членов парламента избирали члены городской корпорации, которых было около сорока, а тех – теоретически в любом случае – торговцы средней руки и другие любезные фригольдеры[25]. Кого же избирали в городскую корпорацию? Мужей солидных, достойных, заслуживающих доверия: друзей мэра или иного лица, управлявшего городом. Члены городской корпорации Лимингтона часто и проживали там же, но поиск надежных кандидатов поневоле выходил далеко за его границы. Двадцать лет назад, когда Баррард, будучи мэром, решил избрать тридцать девять новых членов, он выбрал в самом городе только троих; его поиск верных людей охватил всю Англию. Он даже не поленился найти джентльмена, проживавшего на Ямайке!

В корпорации не возникало разногласий насчет будущих парламентариев. До момента, наступившего двадцать лет назад, Баррарды правили городом совместно с герцогом Болтоном, который имел серьезные интересы в графстве, и в ходе одной кампании возник небольшой спор насчет избрания в парламент приятеля герцога, мистера Моранта. Но после этого герцог полностью уступил город Баррарду, так что благополучно исчезла возможность даже таких расхождений.

Но впору задаться вопросом: как же в таком случае организовывали выборы? Как было членам городской корпорации, которые порой жили за двести миль от Лимингтона, не говоря уже о славном джентльмене с Ямайки, попасть в город и проголосовать? Нехитрая уловка позволила позаботиться даже об этом. Выборы проходили без борьбы. Кандидатов-соперников не было. Если на два места претендовало всего два джентльмена, то тратиться и беспокоиться о голосовании было излишне. Все, что требовалось, – это явиться к мэру тому, кто предложил кандидатуру и поддерживает ее. Процедура была настолько проста, что даже прибытие самих кандидатов сочли необязательным, и те, таким образом, бывали избавлены от утомительного путешествия.

Так выбирали членов парламента в XVIII веке. Неизвестно, принес бы лучшие плоды иной подход, но очевидно было по крайней мере одно: это полностью устраивало и членов городской корпорации, и Баррардов.

Отец Мартелла предпочел бы видеть сына кандидатом от графства, то есть в числе тори, тогда как Лимингтон, как большинство торговых городов, горой стоял за вигов. Партия тори традиционно поддерживала короля; партия вигов – парламент в том виде, который он приобрел с 1688 года, став структурой лояльной, но считающей нужным ограничивать королевскую власть. Сельские сквайры, как правило, были тори, купцы – вигами. Но эти различия не всегда были подлинными. Многие крупные землевладельцы оказывались вигами; нередко выбор партии зависел от родственных связей. Даже король порой предпочитал лидера из числа вигов, а не тори. Интересы и убеждения сэра Гарри Баррарда, баронета, и джентльменов из городской корпорации Лимингтона вряд ли значительно отличались от таковых у мистера Мартелла, представителя аристократии.

Воистину лишь два поступка мистера Мартелла в то утро могли бы показаться его современнику странными. Если Мартелл хотел представительства от Лимингтона, то за каким чертом поехал туда, если мог просто написать Баррарду или встретиться с ним в Лондоне? Еще непонятнее: зачем Мартелл специально отправился в Лимингтон, если знал – ибо тщательно навел справки, – что баронета не будет на месте?