И в этом им способствовала нелепая дипломатия Ллойд Джорджа. Дабы занять место «первого среди равных», премьер-министр давал в Генуе ланчи делегациям разных стран, включая и Советскую Россию. Его частные встречи с русскими невольно подтвердили справедливость предостережений Радека и Чичерина о готовящемся российско-союзническом альянсе251. Убеждаемый советниками в том, что события могут принять неприятный оборот в любой момент, Ратенау подавил в себе дурные предчувствия и 16 апреля в отеле Св. Маргариты в близлежащем Рапалло поставил свою подпись под советско-германским договором, в основном следуя предложенному Москвой проекту[234]. Впоследствии, отводя обвинения в двоедушии, немцы приводили в оправдание своих действий тот аргумент, что союзники тоже вели сепаратные переговоры с Москвой252.

По условиям договора подписавшие его стороны помимо дипломатического признания предоставляют друг другу статус наибольшего благоприятствования253. Они отказываются от взаимных претензий, вызванных войной, и обязуются сохранять дружественные экономические отношения. Немцы отказались также от требований о возмещении потерь, понесенных государством и гражданами Германии в результате национализации, проводившейся советским правительством. Рапалло явилось третьим случаем после перемирия, когда Германия действовала на международной арене независимо от стран Согласия и вопреки их желаниям — впервые в 1919 г., отказавшись присоединиться к блокаде, а затем в — 1920 г., не дав Франции разрешение на перевозку через ее территорию в Польшу военного снаряжения.

Застигнутые врасплох, союзники направили Германии коллективный протест, обвиняя ее в принятии решений в одностороннем порядке по вопросам, представляющим предмет многосторонних международных переговоров: Германия была приглашена как равноправный партнер, а в благодарность подорвала дух единства. Этим поступком она исключила себя из последующих совместных обсуждений, продолжавшихся с Советской Россией254. Работа Генуэзской конференции развалилась. Запад был, по всей видимости, менее обеспокоен положениями Рапалльского договора, чем его последствиями — замаячившим «союзом сердитой Германии с голодной Россией»255.

Рапалло было первым международным договором, подписанным Германией после Версаля. Большинство немецких политиков поддерживало его на том основании, что он открывает для германской экономики и политики путь в Россию. Социал-демократы выражали недовольство, утверждая, что Россия использует Германию в интересах мировой революции256.

Договор укрепил советско-германские торговые связи в ущерб торговле с Великобританией. В 1922 и 1923 гг. треть советского импорта шла из Германии. В 1932 г. этот показатель достиг 47 %257.

* * *

Москве важно было, чтобы Германия и союзники оставались «на ножах», и в Версальском договоре она нашла для этого подходящее средство. И если СПГ, ведущая социалистическая партия Германии, старалась действовать в рамках договора и поддерживать дружественные отношения с союзниками, то коммунисты адресовались к самым реакционным, националистическим элементам. В декабре 1920 г. Ленин заявил, что германская «буржуазия» вынуждена искать альянса с Советской Россией:

В действительности не немецкие «черносотенцы» обхаживали коммунистов, а коммунисты подлизывались к черносотенцам, а точнее, к нацистам и родственным им по духу. Коммунистическо-фашистское сотрудничество достигло высшей точки после января 1923 г., когда французы и бельгийцы, объявив, что Германия не выплачивает репараций, заняли Рур. Исполком Коминтерна тотчас принял сторону Германии в ее столкновении с Францией, и Москва обещала помощь, если Польша вступит в военный конфликт на стороне Франции259. В мае 1923 г. Коммунистическая партия Германии (КПГ) приняла резолюцию, допускающую возможность привлечения националистически настроенных масс260. Главным агентом Ленина в сношениях с немецкими консервативными и праворадикальными кругами был Карл Радек. Он понимал, что единственным способом для немецких коммунистов вырваться из изоляции было пойти на союз с националистическими элементами. В оправдание такого кувырка с ног на голову он приводил тот аргумент (которому вторил и Зиновьев), что в случае «угнетенных народов» национализм есть феномен «революционный»261. И угнетенным немцам он предлагал составить единый фронт против стран Антанты. Он убеждал германское правительство, что в случае войны с Францией Советская Россия будет соблюдать «благосклонный нейтралитет», а Германская коммунистическая партия окажет активную поддержку262. В июне 1923 г. в выступлении на Исполкоме Коминтерна Радек непомерно восхвалял Альберта Шлагатера, нацистского убийцу, расстрелянного французами за саботаж на транспорте в Руре: он-де и «мученик германского национализма», и «отважный солдат контрреволюции», снискавший «искреннее уважение солдат революции». «Если патриотические круги Германии, — заявил Радек, — не решат сделать дело большинства народа своим собственным и таким образом создать фронт против союзнических капиталистов и германского капитала, тогда путешествие Шлагатера было путешествием в никуда»263. Радек впоследствии признался, что текст этого сенсационного выступления был заранее одобрен и Политбюро и Исполкомом Коминтерна264. Орган немецких коммунистов (КПГ) Die Rote Fahne («Красное знамя») теперь предоставила свои страницы националистам; нацисты выступали на коммунистических сходках, а коммунисты на нацистских собраниях. На лозунгах КПГ свастика мирно уживалась с красной звездой265. Спартаковка Рут Фишер, несмотря на то что сама была еврейкой, призывала немецких студентов «топтать» и «вешать» еврейских капиталистов266. Это сотрудничество прекратилось в августе 1923 г., когда нацисты порвали с ними.

Окончательно спутав все карты, Москва, помимо двух, одновременно развиваемых направлений своей германской политики — альянса с правительством и сотрудничества с правыми, — стала делать ставку на социальную революцию. Чтобы не дать новому премьер-министру Густаву Штреземану реализовать свою идею переговоров с союзниками о финансовой помощи и смягчении условий Версальского договора, которые ввели бы Германию прочно в западный лагерь, Политбюро 23 августа 1923 г. решило сбросить его правительство267. Надеясь воспользоваться волной забастовок, прокатившейся по Германии в это время, Троцкий отправил туда военную миссию во главе с генералом Алексеем Скобелевским для организации переворота268. Миллион тонн зерна хранился в Петрограде, готовый к отправке в Германию в случае вероятной блокады со стороны союзников; в тех же целях был припасен фонд в размере 200 млн золотых рублей269. Следуя советам немецких коммунистов, с которыми Троцкий обсуждал тактические вопросы революции, было решено начать переворот в Саксонии и Тюрингии. Но немецкие рабочие не откликнулись на революционные призывы, и переворот с треском провалился. С ноября 1923 г. по март 1924-го немецкая коммунистическая партия была вне закона.