месяца подряд, Анна Антоновна– так она привыкла к обращению своих малолетних учеников, написала в Бамлаг с просьбой сообщить о состоянии здоровья мужа, полагая, что он не может писать именно – по этой причине, но ответа на свои обращения так и не получила.

В конце декабря возвращаясь из воскресной бани у соседей, младший сын Рома, которому не исполнилось и шести лет, простудился, началось воспаление легких и через три дня Анна с матерью и теткой Полиной похоронили его на городском кладбище рядом с его тётями в могилке, вырытой в промерзлой земле сердобольными соседями при участии сына Бориса.

Сломленная горем Анна Антоновна слегла тоже и проболела душевной болезнью почти месяц, безразлично взирая на хлопоты и заботу матери и детей Лидии и Бориса, почти взрослых от этих напастей, и потому лишенных юношеского оптимизма.

Незаметно зима подошла к концу, начало припекать солнце, Анна Антоновна оправилась от очередного удара судьбы, приступила к работе с учениками, которых в её отсутствие обучала пионервожатая из средней школы, сама имеющая только среднюю школу за плечами, но мечтающая стать учителем.

Прошел жаркий май, занятия в школе закончились, и Анна Антоновна взяв учительский отпуск, поехала на Дальний Восток искать своего мужа или какие-нибудь сведений о нем.

Добравшись до города Свободный, где располагалось Управление Бамлагом, Анна Антоновна остановилась в шахтерской гостинице для приезжих, так как в этом городе был не только лагерь Бамлаг, но и шахты, которые снабжали углем всё Приамурье: котельные, паровозы и электрические станции – все использовали этот уголь.

На следующий день она отправилась в Управление Бамлага, захватив с собой последнее письмо от Ивана Петровича с его адресом.

В Управлении Бамлага на просьбы Анна Антоновны, сообщить о судьбе мужа, ей ответили, что сведений о заключенных они не дают, в списках умерших или отправленных по этапу в другие лагеря его нет, а то, что, он не пишет, это его дело – может, не хочет, а может и лишен права переписки за какие-нибудь проступки. И это последнее утверждение было верным. Находясь в СИЗО Иван Петрович был лишен права переписки до окончания следствия.

Кто-то из администрации лагеря посоветовал Анне Антоновне уехать поскорее, чтобы не навлечь дополнительных неприятностей на мужа, если он в лагере и самой не быть привлеченной за сочувствие к осужденным, поскольку борьба с врагами народа была в самом разгаре.

Анна Антоновна прислушалась к совету и на следующий день уехала домой, так и не узнав, насколько близко она находилась от мужа, томившегося в СИЗО неподалеку от административного здания Бамлага.

XVI

Утром, 20 января 1937 года Иван Петрович проснулся в своем углу на нарах, обнадёженный предстоящим скорым освобождением, обещанным ему следователем Куликовым.

Дверь камеры CИЗО лязгнула, отворилась и в камеру вошел восточного вида человек в форме, со знаками различия старшего лейтенанта в петлицах, следом вошел стрелок охраны.

– Я новый начальник CИЗО Раджабов, – сказал вошедший, – кто здесь зк Пушкин и Владимиров? – назвал он соседей Ивана Петровича по верхним нарам. Названные им зк нехотя откликнулись.

– Вставать надо всем и строиться в шеренгу, когда начальник входит, – недовольно буркнул Раджабов, – разболтались здесь, ну да ничего, я быстро порядок наведу. Вставайте, одевайтесь и берите свои вещи – вы идёте на штрафную колонну, а оттуда этапируетесь в лагерь Амурский.

Иван Петрович слез с нар, а зк Владимиров забился в угол и сказал, что никуда он не пойдет, пока ему не покажут бумагу на этап.

– Ах, бунтовать вздумал, – воскликнул Раджабов, – а ну, мать твою, слазь с нар, – и он потянулся к нарам, схватил зк за ногу и стал тянуть к себе, стаскивая зк с нар.

Уголовник Владимиров, по кличке Косой, начал упираться, хватаясь руками за нары. Пушкин, лежавший рядом с Косым, пнул ногой начальника СИЗО по руке, отчего тот выпустил ногу и скатился с нар. Разъярившись, восточный человек Раджабов, вынул засапожный нож и ударил им Пушкина в живот. Тот, скрючившись от удара ножом, упал с нар.

Раджабов, остервенев, снова потянулся к зк Владимирову и ударил его ножом в грудь, как показалось Ивану Петровичу. Несмотря на ранение, Косой, схватил ведро с холодной водой, стоявшее рядом на краешке нар, чтобы зк могли попить и, вылив воду на голову начальника, бросил пустое ведро и пробил тому голову.

Увидев кровь на лице начальника, стрелок ВОХР выскочил за подмогой и через минуту вернулся с тремя стрелками, которые вывели остальных зк в коридор и, поставив их лицом к стене, вернулись в камеру за своим начальником и раненым бунтовщиком. Один из стрелков побежал за санитаром, чтобы оказать помощь товарищу Раджабову.

Минут через пять пришел санитар с двумя зк с носилками, зк Пушкина положили на носилки и унесли, а зк Косому забинтовали руку и он ушел в сопровождении стрелка тоже в лазарет, вслед за ними ушел, ругаясь, и Раджабов с забинтованной головой.

Арестантов вернули в камеру и через час, к ним зашел начальник третьего особого отдела лейтенант госбезопасности Шедвид. Ему сообщили об инциденте в СИЗО, и о том, что зк Пушкин, раненный в живот, умер в лазарете. Убийство зк без суда было событием чрезвычайным, если это не самооборона и требовало тщательного разбирательства.

Когда Шедвид вошел в камеру, зк как раз обсуждали происшествие, а Иван Петрович забившись в свой угол, размышлял, как это событие может отразиться на его дальнейшей судьбе. Он вроде бы, ни при чём, но неизвестно как дело повернется.

Шедвид осмотрел камеру, прошелся вдоль шеренги зк, выстроенных вдоль нар, как этого хотел начальник Раджабов, который после вторичной тщательной перевязки головы вернулся в СИЗО и сопровождал Щедвида. Около Ивана Петровича особист остановился и спросил Раджабова:

– Кто этот зк? Он не похож на рецидив, – так называли в лагере уголовников, – да и староват на вид. – Это бывший офицер, сидит здесь за контрреволюционную пропаганду среди зк, – угодливо подсказал Раджабов, прихватив с собой справку по всем зк сидевшим в СИЗО, которая, кстати, и пригодилась.

– Как фамилия? – спросил Шедвид Ивана Петровича. – Домов Иван Петрович, десять лет лагерей за спекуляцию, – ответил Иван Петрович, чтобы сразу отвести подозрения на врага народа, которыми объявлялись все политические.

Шедвид вспомнил, что это по его распоряжению, осведомители написали донос на этого офицера, чтобы отчитаться за раскрытие к-р заговора в лагере, но смена руководства НКВД от соплеменника Ягоды на Ежова отвлекла его, и он позабыл о своем плане.

Теперь снова выдался подходящий момент. Можно будет обвинить этого офицера