Бивен начал терять терпение:

— К чему ты клонишь?

Менгерхаузен покачал головой в ореоле табачного дыма.

— Вы же наверняка размышляли долгие месяцы — да что я говорю: годы — над двумя простыми словами: «операция „Европа“»! Какой военной операции соответствуют эти звукосочетания? Как Адлонские Дамы могли быть связаны с некой акцией вермахта? — Он зачмокал губами по чубуку трубки. «Пуф-пуф-пуф-пуф»… — Так вот, все просто, — продолжил он тоном учителя, подсказывающего верный ответ ученикам. — Речь не идет о подобного рода маневрах, и само имя относится не к континенту, а к персонажу.

— Какому персонажу?

— Европе, мифологической фигуре.

Конечно, Бивену это ни о чем не говорило. Но он был уверен, что его сотоварищи, эти чертовы интеллектуалы, отлично поняли, что имелось в виду.

— Эта история — одна из самых известных античных легенд, — снизошел до объяснения Менгерхаузен. — Однажды Европу, дочь Агенора, царя Тира, приметил Юпитер…

Бивен явился сюда не для того, чтобы слушать лекцию. Его пальцы нащупали в кармане рукоять кинжала. Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы не выхватить его.

— И Юпитер, — продолжил медик, — был поражен красотой сидевшей на берегу Европы. Чтобы не испугать ее, он превратился в чудесного быка и лег у ее ног. Сначала боязливо Европа приблизилась к животному, потом села ему на спину. В то же мгновение бык поднялся, кинулся в море и поплыл по волнам, пока не исчез за горизонтом. Легенда гласит, что позже пара добралась до Крита, где и соединилась. От союза бога и смертной родились три божественных ребенка, один из которых — Минос, знаменитый критский царь.

Бивену удалось разжать зубы и сказать:

— Я по-прежнему не понимаю, куда ты клонишь.

— Операция «Европа» следует тому же плану: объединить богов и человеческие существа…

— Что?

— У богов те же потребности, что у людей. Им тоже нужна уверенность в преемственности, то есть в своем потомстве. Сегодня у нас есть наш ясновидящий фюрер и все его Reichsleiter, а завтра? А через пятьдесят лет? Кто будет править Тысячелетним рейхом? Политические последователи? Интриганы, которые расталкивают друг друга локтями, не гнушаясь любыми манипуляциями? Нет, нет и нет, для германской расы кровь важнее всех остальных ценностей!

Бивен начал догадываться, к чему ведет Менгерхаузен, и у него закружилась голова. Он бросил быстрый взгляд на Симона и Минну. Не требовалось быть телепатом, чтобы понять, что они пребывают в том же состоянии.

— Настоящие наследники, — продолжал Менгерхаузен, — вот что необходимо фюреру и его Reichsleiter. Идеальные дети, способные обеспечить преемственность власти. Дети с идеальной кровью, родившиеся из утробы безупречных ариек и выращенные в лучших традициях рейха.

Повисло молчание. Бивен, Минна и Симон продолжали стоять, но готовы были рухнуть от малейшего толчка.

Операция «Европа».

Соединить богов и смертных, как Юпитер соединился с Европой. То есть, на языке нацистов, предоставить руководителям Германии чистокровнейших германских красавиц для оплодотворения. Адлонских Дам.

— Курт Штайнхофф не оплодотворял ни Лени Лоренц, ни других? — спросила Минна.

— Нет. Он был нашим подставным членом, если вам угодно. — Менгерхаузен засмеялся собственной шутке. — Вы действительно полагаете, что для получения идеальных детей мы выберем этого порочного хлыща, для которого весь смысл жизни заключался в фотографировании групповух под открытым небом? Это же несерьезно.

— Как все происходило?

— Как с тобой, — резко ответил Менгерхаузен. — В полной темноте. Все эти слухи, которые мы распространяли насчет того, что Штайнхофф принимает себя за волка, верит, будто видит в темноте, полная ерунда. Хозяева рейха приходили один за другим в клинику «Цеертхофер», чтобы исполнить свой долг. Никто их не видел. Никто не знал нашу тайну.

Бивен с присущей ему деликатностью рубанул:

— Кто с кем спал?

Менгерхаузен остановился с трубкой во рту, заложив руки за спину, и погрузил насмешливый взгляд в глаза Бивена:

— Вы хоть отдаете себе отчет, что вам не выйти живыми из этого лагеря?

— Отвечай.

— И что эти откровения приведут вас прямо в наши печи?

— ОТВЕЧАЙ!

Медик вздохнул, потом снова принялся расхаживать, опустив голову.

— Сюзанна Бонштенгель была оплодотворена Мартином Борманом, нашим Меркурием, второго апреля тридцать девятого года. Маргарет Поль — Йозефом Геббельсом, Аполлоном, семнадцатого апреля тридцать девятого. Лени Лоренц — Рудольфом Гессом, он же Янус, четвертого мая, и Грета Филиц — Генрихом Гиммлером, богом ада, шестого мая…

— Женщины были в курсе?

— Нет. Они верили, что их оплодотворил Курт Штайнхофф. Они так никогда и не узнали, что стали нашими избранными, нашими сужеными… Теми, благодаря кому Тысячелетний рейх выживет во всем своем величии.

Бивену нужны были факты, только факты.

— Их усыпляли?

— Нет, но, повторяю, все происходило в абсолютной темноте.

Он задал последний вопрос, предчувствуя, каким будет ответ:

— А Магда Заморски?

— Магда была самой красивой. Она была нашей Европой, принцессой, на которую обратил свой взор царь богов, единственной, кто достоин носить его священное потомство… Наш фюрер оплодотворил ее десятого июня тридцать девятого года. Это останется исторической датой. Такова ирония истории: наша самая прекрасная суженая, та, которой мы доверили самую благородную из миссий, — именно она нас и предала.

Бивен за время расследования научился использовать воображение, набрасывать сценарии, экстраполировать. Но на этот раз его способностей к абстрактному мышлению не хватило. Все, что он смог добавить, было:

— Ты нам сказал, что их пятнадцать, этих Reichsleiter…

— Мы начали нашу операцию с пятью главными действующими лицами Олимпа, с главными богами…

Внезапно в разговор вмешался Симон:

— Это ты придумал весь проект?

— На сто процентов Менгерхаузен! — хихикнул медик. — Помню, как однажды вечером в декабре тридцать восьмого, в резиденции Бергхоф, в Оберзальцберге, я предложил этот план фюреру. Остальные Rechsleiter, именно те, кого я назвал, тоже там были. Геббельс и Гиммлер сразу воодушевились. Гесс ничего не понял, а Борман позволил себе сальную шутку в адрес своей жены, которая поощряла его измены…

— А… Гитлер?

Профессор состроил двусмысленную гримасу, полудосадливую, полулукавую.

— Нашего фюрера эта тема всегда немного смущала. Злые языки даже утверждали, что Ева Браун всего лишь ширма, скрывающая… — Он засмеялся. — Так вот, самое интересное, что скрывать-то было нечего!