посту управляющего до апреля 1926 года. За соответствующее жалованье, разумеется. – Он делает паузу, смотрит на Веру, гладит ее по щеке. – Извини меня. Я свалил на тебя свои заботы, как обычно, и даже не спросил, как ты.

Она наклоняет голову.

– Вчера я помогала одному несчастному мужчине, у которого оторвало ноги, крестьянину из Фрозиноне… Он умер у меня на руках. Беспокоился, что некому будет работать на ферме, так как его сына призвали на войну, а у жены и дочери, понятно, не хватит сил тащить плуг. Страшно было смотреть, с каким отчаянием он схватился за меня. А я не могла ему дать даже чуть-чуть морфина…

– Представляю… – Иньяцио глубоко дышит. – То, что происходит, не поддается никакой логике. Мобилизуют парней призыва девяносто девятого года, совсем детей. – Он устремляет взгляд вдаль. – Я боюсь за Манфреди, сына Джулии. Сейчас он в Версале, служит офицером в комитете постоянной международной коалиции, но знаю, что он горит желанием вернуться на фронт. А другой сын, Иньяцио…

– Вы что-нибудь узнали?

– Уже три месяца прошло с тех пор, как пропал его самолет. Сначала нам сказали, что он находится в Швейцарии, затем, что в плену в Германии… У меня плохие предчувствия.

– А твой брат Винченцо?

Иньяцио делает глубокую затяжку.

– Он недалеко отсюда, во всяком случае, я так думаю. Написал мне, что продолжает совершенствовать свой грузовой автомобиль, хотя он запущен в производство уже два года назад. Я видел несколько моделей. И правда, грузовик забирается на такие крутые вьючные тропы, что не знаю, на чем другом туда можно было бы проехать. Как же ему везет! Винченцо достаточно разводного английского ключа и нескольких крепежных болтов, чтобы забыть обо всем на свете.

Вера обхватывает его лицо руками, целует.

– Я ужасный человек, раз чувствую себя счастливой с тобой здесь сейчас?

– Нет, ты восхитительная!

Иньяцио убирает с ее лба прядь волос, выбившуюся из-под чепца. Даже если она выглядит уставшей и изможденной, Вера все равно остается для него самой красивой. Даже если в ее глазах появилось несвойственное ей отчаяние. Даже если эти морщины никогда больше не разгладятся.

– Ты смелая женщина и не боишься противостоять этому безумному миру.

Вера обхватывает его руками, и они долго сидят молча, обнявшись.

Но мысли Иньяцио уносятся к Франке. Он не видит дочерей месяцами, но рад, что они с ней, в безопасности. Сама Франка, Иньяцио быстро это понял, решила держаться подальше от этой смертельной бури. Разумеется, она участвует в комитетах гуманитарной помощи и в сборе средств для солдат, но она даже не представляет себе, каково это – везти в машине окровавленных раненых мужчин, каждый день видеть разрушенные дома и деревни, вздрагивать от каждого взрыва.

Иньяцио пробовал описать ей все это в нескольких письмах, найти в ней понимание, но Франку уже можно сравнить с роялем без педалей, неспособным воспроизводить звуки, которые бы отзывались в глубине души. Ее как будто ничто больше не трогает, чувства в ней угасли, притупились. Смерть детей и потеря дома для нее не только травма, но и незаживающая рана, которую она постоянно посыпает солью, чтобы убедиться, что ее боль сильнее любой чужой. Она только об этом и думает.

Страдания эгоистичны и не признают сравнений. Им ведома лишь опустошенность, которые они навязывают сердцу, приютившему их в себе.

Вот что отдаляет их друг от друга, снова и опять.

* * *

– Флорио!

– Здесь!

Винченцо высовывается из-под грузовика, который он чинит, вскакивает и пробирается, расталкивая всех локтями, вперед, к почтальону. С тех пор как умерла мать, он получает мало писем и удивлен при виде аж трех конвертов.

Взвесив письма на ладони, он ищет спокойное место, чтобы прочитать их, и находит такое в углу мастерской. Одно от брата, другое от французской модели, с которой он познакомился в Париже два года назад, Люси Анри. Случайная романтическая история, которая, возможно, перерастает во что-то более серьезное… Сейчас не время думать об этом, говорит он себе, откладывая в сторону конверт. Третье – от сестры Джулии.

Иньяцио оповещает его о делах, которыми занимается Линч. Завод по выпуску гидросамолетов, созданный Дюкро в Монделло, в котором есть и его доля, наконец начал приносить доход. Винченцо улыбается, довольный, что его идея оказалась продуктивной. Пробегает глазами строчки, где Иньяцио объясняет ему, что из Оливуццы все вывезли и мебель, которую он захочет взять себе, находится на складах в Аренелле. Ощутив укол совести, он думает о том, каких сил стоило Франке выбрать, что оставить, а что продать, но у него самого никогда не хватило бы духу этого сделать. Когда закончится война – потому что она обязательно закончится, твердит он себе уже давно, – он окончательно переедет на виа Катания. В новый дом, с новой историей. Без воспоминаний, без боли.

Потому что порой прошлое – это проклятие, неподъемный камень на сердце, который никаким усилием воли не сбросить.

Об этом он размышляет, открывая письмо от сестры. Почерк Джулии мелкий и острый, и бумага странно распухшая. Он начинает читать, сначала невнимательно, потом быстро и, наконец, перечитывает еще раз.

Недаром говорят, что сердце разбивается бесшумно. И не важно, по какой причине, траура ли, утраты, незабытой или никогда не пережитой любви. Осколки остаются и режут душу. С годами они могут исчезнуть, но шрамы разойдутся, если снова вонзить в них острое лезвие.

И у этого лезвия есть имя. Манфреди, его племянник.

После долгого пребывания во Франции он вернулся в Италию, горя желанием уйти на фронт. И был убит несколько дней назад, 21 августа 1918 года, в свои двадцать три года. Осколок гранаты вошел ему в правое ухо.

Винченцо теперь понимает, почему бумага такая странная.

Слезы.

На глазах у Джулии, как и у Иньяцио, смерть забирает ее сыновей. Двадцать лет назад Бласко, теперь Манфреди… Об ее Иньяцио ничего не известно уже восемь месяцев. Джузеппе тоже служит.

Винченцо опирается на стену и садится на пол, потому что ноги становятся ватными. Глаза щиплет от слез, и он трет их, чтобы никто не видел его плачущим. Он вспоминает своих племянников, и много разных образов сменяют друг друга в памяти, и от них щемит сердце.

Вот они все вместе на Фавиньяне, или на яхте «Султанша», или путешествуют, или катаются на велосипеде в Оливуцце. Винченцо снова переживает тот момент, когда показывал им свой первый мотороллер, подарок брата. Он так и не привык к тому, что они звали его дядей: слишком маленькая разница в возрасте. Сначала они вместе