я был вызван в штаб Добрармии в Харьков, на совещание под председательством генерала Деникина. Сдав временно командование генералу Губишу, я в своем поезде, поданном к Воронежу по исправленной дороге Воронеж — Лиски, в конце сентября выехал в Харьков; на совещание опоздал и прибыл в Харьков уже после отъезда главнокомандующего. Совещание продолжалось под председательством Май-Маевского, с участием генералов Кутепова и Юзефовича. Генерал Сидорин по военным обстоятельствам не мог прибыть на совещание; мнение его по возникавшим вопросам запрашивалось вызовами к телеграфному аппарату.

Донское командование настаивало на том, чтобы я оставил Воронеж и прикрывал Лиски; в противном случае оно требовало обратно 4-й Донской Мамонтовский корпус. Наоборот, Кутепов просил, чтобы я держал Воронеж и распространялся к западу, прикрывая его правый фланг; он говорил, что в случае отдачи Воронежа обнажится его правый фланг и он неудержимо покатится к югу, ибо уже теперь держится с крайним напряжением сил. Я доказывал, что обе задачи, если не будет покончено с Буденным, мне не по силам, и настаивал на необходимости немедленно собрать конницу в кулак для ликвидации конной армии Буденного.

Ввиду того что Май-Маевский в конце концов приказал мне, именем главкома, оборонять Воронеж, а в случае невозможности отходить на запад, я, считая этот приказ невыполнимым для себя, подал в отставку. Однако Май-Маевский, отказавшись принять ее, переслал главнокомандующему, который тоже отказал мне в отставке. Приходилось браться за исполнение задачи, в неосуществимости которой я был убежден. Положение мое еще осложнялось и тем, что я был во временном подчинении донскому командованию, которое решительно противилось принятию полученного мною приказа.

На совещании я услышал кое-что о назревавших на Кубани событиях; о том, что Кубань включена в тыловой район Кавказской армии Врангеля и что генерал Покровский назначен начальником ее тыла. Передавали, что генерал Деникин, коснувшись вскользь вопроса о Кубани, сказал, что он решил со всем этим решительно покончить и нужно надеяться, что скоро на Кубани наступит полное успокоение.

В Харькове я получил телеграммы от Кубанского войскового атамана и от председателя Рады с просьбой приехать в Екатеринодар. Однако, ссылаясь на необходимость моего пребывания на фронте, главнокомандующий отказался отпустить меня туда и телеграфно уведомил об этом атамана и председателя Рады. Я полагаю, что генерал Деникин опасался, что я стану на защиту кубанской конституции и это вызовет излишние осложнения. В Воронеж я вернулся 2 октября, причем на участке Воронеж — Лиски мой поезд был обстрелян красной артиллерией. Когда затем он, переполненный ранеными, отправился обратно, то его атаковала уже и пехота. Поезд остановился. Легко раненные рассыпались в цепь и отбили атакующих, понеся при этом потери от пулеметного огня противника. По проходе поезда небольшой железнодорожный мост был взорван красными, но затем вновь исправлен нами.

В Воронеже было неспокойно. Напуганное слухами о подходе Буденного, население волновалось и с трепетом ждало событий. Я распорядился начать немедленную эвакуацию государственных ценностей и банков. Ввиду участившихся нападений на линию железной дороги, товаро-пассажирское движение по ней пришлось прекратить. Ходили лишь одни броневые поезда. 4 октября я разрешил эвакуацию города для гражданского населения, которое пожелало бы его оставить. Громадные обозы беженцев потянулись на Нижне-Девицк, Новый Оскол и Касторную.

Донские полки уже имели несколько столкновений с передовыми частями Буденного, неудачные для них. Это вселило в них излишнюю осторожность к нему, и дух их несколько упал.

Внезапно донское командование потребовало, чтобы я перешел в наступление и разбил Буденного. Это было совершенно непосильно для меня. Что мог сделать я с моими 5000 шашек против 15 000 свежей конницы Буденного? Отказавшись категорически от выполнения этого приказа, я решил обороняться. Приказал построить, на случай отступления, три моста через Дон против Воронежа, у деревни Гвоздевки; стрелковую дивизию поставил гарнизоном в Воронеже; донцов решил держать в соприкосновении с противником, но не далее полуперехода от города, а Кавказскую и еще оставшуюся у меня бригаду терцев иметь в качестве общего подвижного резерва.

Продовольственный вопрос был у меня поставлен хорошо, ибо я приказал выдавать крестьянам мануфактуру и калоши, из отнятых у большевиков складов, в обмен на хлеб, продовольствие и фураж. Лишь позже, когда вокруг города разгорелись оживленные боевые действия, подвоз продуктов и фуража несколько уменьшился. Рабочие Воронежа также относились к нам хорошо, всякого рода заказы, починка вооружения и броневиков производились ими быстро и аккуратно; многие из них поступили к нам добровольцами.

4 октября была нащупана дивизия Буденного, девятиполкового состава, в районе Усмань-Собакино. Я решил атаковать ее внезапно и уничтожить. Терцы, отправка которых к Таганрогу была назначена на 6 октября, должны были атаковать от деревни Усмань-Собакино, кавказцы от деревни Графской. Донцы дивизии Секретева тоже подходили к этому району. 5 октября чуть свет терцы атаковали на биваке один из полков красной дивизии, порубили и разогнали всадников, забрав до 400 коней и пулеметы.

В это время появилось два-три конных полка, шедших на рысях к месту боя. Терцы полагали, что это донцы, но оказалось, что красные. Подойдя версты на полторы, они помчались в атаку. Опешившие терцы бросились наутек, не приняв удара. Кавказская дивизия, в свою очередь, ударила во фланг красных и спасла терцев от поражения, дав им оправиться. Обе стороны спешились; завязался длительный и безрезультатный огневой бой. К вечеру терцы были выведены из боя и ушли под Таганрог, унося с собой впечатление, что в лице кавалерии Буденного вошел в игру новый и серьезный противник.

Начался ряд боев вокруг Воронежа с инициативой на стороне Буденного. Вначале он обнаружил достаточную безграмотность — атаковал меня одновременно во многих пунктах малыми отрядами. Уступая ему охотно эти пункты, я обрушивался затем превосходными силами своего резерва на небольшие отряды и уничтожал их. Быть может, Буденный слышал что-либо об аналогичном методе, применявшемся Наполеоном, но, видимо, не усвоил его сущность. В этих боях мне удалось разбить до двух бригад красной конницы и взять трофеи. Однако Буденный, поняв на опыте невыгодность своей тактики, изменил ее и не рисковал впоследствии распылять свои силы и действовать без резервов.

Конница его состояла преимущественно из изгнанных из своих станиц за причастность к большевизму донских, кубанских и терских казаков, стремившихся обратно в станицы, и из иногородних этих областей. Всадники были хорошо обучены, обмундированы и сидели на хороших, большей частью угнанных