Ежики молчал, соображая.

— Вы ведете себя так, будто и в самом деле ни при чем, — уязвленно сказал Кантор. — А зачем отпираться? Подавать жалобы — право любого человека, к вам не может быть никаких претензий… Разве что одно: окольный путь, который вы избрали… Надо же додуматься! Так рассчитать схему связи и воспользоваться линией Всеобщего Информатория! Честное слово, я восхищен.

«Яшка… Родной мой Яшка, спасибо тебе!»

— Ну, слава Богу, вы улыбаетесь… Действительно, можно гордиться такой выдумкой. Я давно знал, что вы подключаете «Собеседник» куда не следует, контакты там совершенно разворочены…

— Вы и это выследили, — сказал Ежики с пренебрежительной ноткой.

— Странный упрек, Матиуш. О своих воспитанниках я обязан знать все.

«А знает он, как я его ненавижу? И боюсь… Нет, не боюсь, но…»

Опять вернулось ощущение непонятной опасной игры вокруг него, Матиуша Радомира. Как при вчерашнем подслушанном разговоре. Нет, не игры…

— Господин Кантор, извините, я устал…

— Ну… хорошо, мальчик. Извини и ты, я был резок. Мы потом еще побеседуем, ладно?

Кантор не ушел — выплыл. А Ежики стал думать о Яшке. О замечательном друге Яшке, который пустил в Кантора и в местную Опекунскую комиссию такую торпеду!

«А я про тебя совсем забыл. Прости… Ты мне и снова поможешь, верно? Вдвоем-то мы во всем разберемся…»

Так он думал весь вечер. До позднего, самого подходящего часа.

В прихожей больничного блока дежурила опять сестра Клара. Читала книгу у зеленого абажура. От света лампы веснушки Клары казались частыми и темными. Чуткая была сестра, сразу подняла голову:

— Ты что не спишь, Мати? Болит что-то?

— Да не… — Он подошел к столику. — Сестра Клара, можно мне на минутку в парк?

— Мати, ты с ума сошел?

— Ну, мне очень надо… Пожалуйста…

— Доктор говорил, чтобы никуда… И господин Кантор.

— Но они же не знают, как мне надо.

— Ночью… Что за фантазии?

— Да не фантазии… — Он смущенно переступил на теплом пластике. — Понимаете… у меня там йхоло. Зарыто под старым дубом. А сегодня — срок взять его. Так полагается, а то оно силу потеряет…

Сестра Клара не так уж давно была школьницей. Знала, что если речь идет о йхоло, о связанных с ним обрядах и секретах, дело это серьезное.

— Ох, Мати… Господин Кантор очень строго говорил, что…

— Да он боится, что я опять рвану на Кольцо! А куда я вот так-то?! — Ежики дурашливо поддернул пижамные штаны, опять потоптался.

— Говорят, ты уже гулял босиком…

— Но не в этой же арестантской хламиде!

— Ох… я не знаю…

Ежики сцепил два мизинца:

— Вот! Двумя кольцами клянусь — через десять минут приду обратно.

Такими клятвами не шутят, это Клара тоже знала.

— Но… неужели нельзя подождать до утра? Темнотища же в парке…

— А вы дайте ваш фонарик.

— Ох, Мати, — снова сказала Клара. И дала фонарик, с которым дежурные сестры обходят ночные палаты.

Очень старое, построенное в духе классицизма здание лицея левым крылом с маленьким боковым фасадом выходило на тихую улицу Бакалавров. А с трех сторон окружал его парк. Ежики вышел через больничный служебный вход, с тыльной стороны. Окно, ведущее в подвал, было недалеко. Ежики пробрался через лопухи и белоцвет. Потянул решетку…

Влажная ночная зябкость забралась под легонькую пижаму. А может, и не зябкость. В каком бы веке ни жил мальчишка, а средневековый страх старых подвалов просыпается обязательно, если надо вот так, ночью… К тому же после вчерашнего…

Если там, у столба, выступит из темноты Кантор? Если опять ловушка? Он даже остановился на миг. Но пересилил себя.

Все оказалось в порядке. Никто не помешал, и милый Яшка был на месте. Ежики отцепил кристалл от кабеля, подышал на него, как на озябшего птенца. В ответ ласково щекотнуло в ладонях.

Теперь скорее назад…

— Спасибо, сестра Клара. Я быстро, да?

— Ох, я вся перенервничала… Марш в постель, путешественник.

Нет, постель подождет. Сперва — Яшка! А… куда подключать-то?

От великой досады Ежики кулаком с Яшкой треснул себя по лбу. Ведь «Собеседника»-то нет! И скорее всего, нет его и в комнате у Ежики. Кантор его проверял и наверняка отдал чинить контакты. Значит, умолять Клару, чтобы отпустила снова, за компьютером, нет никакого смысла.

А может, у нее есть с собой что-то подходящее? Сейчас, ночью, не даст…

Здесь, в палате, был, конечно, экран. Однако даже если и отколупаешь панель (а как в темноте-то?), поди разберись, где там нужные клеммы… Да и большущий он, как засветится — Клара сразу увидит сквозь стеклянную дверь.

Ежики замычал от беспомощности и сел на пол у кровати… И опять защекотало в кулаке. Словно пойманный кузнечик шевелился… Нет, не кузнечик! Будто тихий приемник-ракушка с внутренней антенной — есть такие: любители их вешают на ухо, как серьгу.

Ежики, не веря еще, прижал кристалл к уху. Бился, жужжал неразборчивый капризный голосок.

— Ой… Яшка, это ты?

Сквозь жужжанье донеслось:

— Не толкай меня в ухо, пожалуйста, я не затычка! Возьми в руку вместе с монетой, она — отражатель.

Ежики из-под матраца выхватил спрятанную там монетку. Стиснул ее вместе с Яшкой в ладони. И отдалось в коже, в нервах, пробежало по жилам, отозвалось в ушных перепонках (а может, просто в голове):

— Ты чего так долго не шел за мной?!

— Яшка, прости… Тут такое было…

— Я тебя звал, звал. Даже луч посылал пятку щекотать… А ты…

— Я все объясню, Яшка… Не сердись.

— «Не сердись…» — В Яшкином голосе появилась снисходительная нотка. Будто у мальчишки, который еще дуется на обидчика, но не всерьез, а для порядка. — Я весь Информаторий переписал в себя за час, а потом лежу, лежу в этой дыре. Думал, насовсем…

«Информаторий!»

— Ой, Яшка! Спасибо тебе! Это ведь ты просигналил во Всемирный Комитет? Как у тебя получилось?

— Делов-то… — буркнул Яшка. — Помогло?

— Еще бы!.. — обрадованно отозвался Ежики. И осекся. Сообразил наконец, что происходит невероятное. — Яш… А как это ты… сейчас-то! Без компьютера… Как у тебя получается?

Яшка ответил серьезно:

— Это у тебя получается… Любой человек чувствительней компьютера, а уж если койво…

— А я, значит, правда койво?