Сегодня он решил, несмотря на отсутствие особого желания, выбраться немного подышать свежим воздухом. Позже, когда опустеют бары и никто не сможет сказать, что где-то видел его на этой неделе. Собраться с силами никак не удавалось.

Вода.

Ему снилась вода. Сидя у пруда с рыбками в Форт-Лодердейле, он наблюдал за тем, как возникают и исчезают, расходясь, круги на воде. Журчали струи небольшого водопада. Он слышал этот звук во сне. Теперь он проснулся, но звук не прекратился.

Было слышно уже не журчание, а просто плеск воды. Очевидно, кто-то пришел, пока он спал, и сейчас спокойно принимает ванну. Гейвин стал мысленно перебирать своих знакомых, пытаясь понять, кто бы это мог быть. Претендентов было не так много. Во-первых, Пол – он ночевал здесь на полу пару дней назад, мальчишка из начинающих. Потом – Чинк, торговец наркотиками. Была еще девчонка с одного из нижних этажей, кажется, ее звали Мишель. Кто же? Он прекрасно знал, кто это, но продолжал бессмысленную игру с самим собой, пока не отбросил всех троих. Но оставался еще один...

Гейвин вылез из-под простыней и одеял. От холода кожа покрылась мелкими пупырышками. По пути за халатом, лежавшим в другом конце комнаты, он взглянул на себя в зеркало. Кадр из фильма ужасов – в тусклом сумеречном свете стоял худой, сжавшийся от холода человечек. Тень.

Одев халат, единственное, что он приобрел за последние дни, он пошел в ванную. Тишина. Он толкнул дверь.

Линолеум под его ногами был влажен. Ему хотелось только одного – узнать, кто пришел, и тут же отправиться обратно в кровать. Но что-то все-таки было в этом любопытстве – слишком много вопросов оставалось без ответа.

За окном тем временем окончательно стемнело, и комната погрузилась в ледяной мрак. Только стук дождя нарушал тишину. Ванная была наполнена до самых краев. Вода была совершенно спокойна... и черна. Ничто не нарушало ее глади. Он был там. На дне.

Сколько дней прошло с тех пор, когда Гейвин зашел в ярко освещенную ванную и взглянул на воду? Казалось, это было вчера. Его жизнь с тех пор стала похожа на одну бесконечную ночь. Гейвин заглянул в ванну. Он был там. Опять спит, свернувшись калачиком; в одежде, как будто не было времени раздеться перед тем, как прятаться в ванной. На месте лысины теперь красовалась роскошная копна волос. Черты лица стали почти совершенными. Тонкие, нежные руки были сложены на груди.

Наступала ночь. Гейвину надоело стоять у края ванны и разглядывать спящую в ней тварь. Ну что ж, его нашли, причем с очевидным намерением больше с ним не расставаться. Ничего не оставалось, как идти досматривать сны. Дождь за окном усиливался. После невыносимо долгого рабочего дня тысячи людей возвращаются домой. Скользкие дороги. Несчастные случаи. Объятые пламенем машины и тела. Сон то приходил, то пропадал опять.

Посреди ночи он проснулся от скрипа двери. Во сне он снова видел воду и слышал ее плеск – его копия вылезла из ванной и вошла в комнату.

В тусклом уличном свете, шедшем, от окна, ничего нельзя было толком разглядеть.

– Гейвин, ты проснулся?

– Да, – ответил он.

– Мне нужна твоя помощь.

В этом голосе не было никакой угрозы. Так просят брата.

– Что тебе нужно?

– Немного подлечиться.

– Подлечиться?

– Зажги свет.

Гейвин включил светильник и взглянул на стоящую перед ним фигуру. Руки уже не были сложены на груди, и глазам Гейвина предстала огромная рана. Крови, разумеется, не было – ей просто неоткуда было взяться. На таком расстоянии трудно было заметить, что внутренности этой твари тоже стали напоминать человеческие.

– Господи, что случилось? – спросил Гейвин.

– У Преториуса были друзья, – ответил монстр, прикоснувшись пальцами к краям раны.

Этот жест напомнил Гейвину о картине, висевшей в его родном доме – Спаситель на кресте и подпись: «Я умер за вас».

– Почему ты не умер?

– Потому что я еще не живу.

Еще не живет... Значит, он все-таки смертей.

– Тебе больно?

– Нет, – ответ прозвучал грустно, как будто ему очень недоставало простых человеческих ощущений. – Я ничего не чувствую... но я учусь. Я уже умею зевать и пукать.

Это было столь же трогательно, сколь и абсурдно. Как он, однако, гордится любым признаком отношения к роду человеческому.

– А что будет с твоей раной?

– Заживет со временем.

Гейвину не хотелось больше разговаривать.

– Я тебе неприятен?

– Немножко, – ответил он, пожав плечами.

Существо смотрело егоглазами, его прекрасными глазами.

– Что тебе сказал Рейнольдс?

– Почти ничего.

– Говорил, наверное, что я – чудовище, что я питаюсь человеческими душами!

– Ну... не совсем.

– И все-таки я угадал.

– Более или менее.

Существо грустно покачало головой.

– С его точки зрения, он, может быть, и прав. Мне нужна была кровь – это, безусловно, чудовищно, но что поделаешь! В молодости, месяц назад, я в ней купался. Это придавало моему деревянному телу ощущение плоти. Сейчас в этом уже нет необходимости – я почти ожил. Теперь мне нужна только...

Оно смутилось. Не потому, что собиралось солгать, скорее – не могло подобрать подходящих слов.

– Так что же тебе нужно? – настаивал Гейвин.

Существо опустило глаза.

– Ты знаешь, я уже жил несколько раз. Иногда я крал чужие жизни, жил ими, а когда надоедало – сбрасывал старое лицо и находил себе новое. Иногда – как это произошло в последний раз – просто поддавался очарованию и терялся...

– Ты – какой-то механизм?

– Нет.

– Что же тогда?

– Я – это я... Мне не приходилось встречать похожих на меня. Может быть, их много, а может – просто нет. Почему бы мне не быть единственным в своем роде! И вот я живу, умираю, ровным счетом ничего не зная о самом себе, – с горечью произнесло оно. – Видишь ли, ты живешь в мире похожих на тебя людей. А если бы ты был один на всем белом свете, что бы ты знал? Только то, что можно увидеть в зеркале. Остальное – догадки.

Не согласиться с ним было трудно.

– Можно мне прилечь? – спросило оно.

Существо приблизилось, и Гейвин смог получше разглядеть рану на его груди. На месте сердца росли какие-то бесформенные грибницы. Не сняв мокрой одежды, оно с тяжким вздохом нырнуло в кровать.