— Скажи по-братски, кто это? — опасливо выглядывал из-за его спины Сатана. — Он живой?

— Это хозяин квартиры. Голландец, Норби. Живой, но бухой.

— А… А ты что, живешь тут?

— Вот переехал. В «Кабуле» не выходило дальше, без визы.

Сатана осмотрелся, схватившись за клок на лбу:

— Хата не очень…

— Да, не очень… Лекарство тебе привезут — я позвоню.

— Кто привезет? — совсем ошеломился Сатана от виденного, а больше — от скрипки, которая, выделывая выкрутасы, пилила мозги. — Выруби, прошу, эту поебень, нервов нету визги слушать!

Нугзар выключил магнитофон, а потом по телефону сообщил Васятке, что нужный им человек прибыл, только он в ломке, надо помочь, на что Васятка ответил, что все понял, они как раз собираются в Роттер, возьмут героин и заедут, от Роттера до Амстика — всего ничего.

Приятели вернулись в комнату.

— Дальше что?

— Менты не то что ящик взяли, но и труп нам шьют: в машине начали перетирать — вы, мол, гинеколога до смерти замучили… Все знают, до нитки. И как зашли, и сколько взяли… Бати их навел. Больше некому.

— Да, кроме Бати, некому… — согласился Нугзар (он полностью верил Сатане, а думать, что это сделала Гита — не хотел, тогда была бы его ошибка).

— Короче, менты мне по дороге втирают: «Про ящик, цацки, бабки молчи. Цапки мы себе заберем, а ты все на вора вали, он убил, а ты ни при чем… Мы тебе за это побег сделаем, на хер нужно, скажем дружно, чтобы ты тут был!»

— Я не понял: побег или «вали»?.. — поморщился Нугзар от таких неприятностей, но не стал уточнять деталей. — Письмо где? Передал Мамуду?

— Не успел. При шмоне паспорт, нож и письмо надыбали. Все себе забрали, даже лопаточку, чем ящик выкапывал… В железа закрыли, на допрос повели…

Нугзар хотел спросить, читал ли Сатана письмо: «Если письма нет, если его никто, кроме ментов, не видел и не читал, то, может, не стоит торопиться?..» — стали дергаться мысли от услышанного. Потеря денег и золота означала, что они на полной мели. Как начинать новую жизнь без копейки?

— Майор допрашивал. Я ему гоню: «Вы путаете, я самбист, спортсмен и все такое…» А он мне — ответную волну: «Где Нугзар, где добыча, все пиши, а то вышка маячит за убийство». Видно, эти борзые псы его в долю не взяли, вот он и пыжился, где добыча… Я в несознанку. Да и как же убийство, если гинеколог, когда мы уходили, живой был?.. Так я сегодня кому-то дам по морде, он через пять лет скопытится, а мне предъяву на убийство сделают — мол, от твоего удара рак развязался или какая другая хуета прицепилась…

— Кто тебя брал?

— Два мента. У одного ряшка такая косая, злая, Пилия, кажется…

— А, известный пес, знаю… Продажный, — вспомнил Нугзар, как их однажды задержали на Красном мосту, и Пилия поехал с ними до города, чтобы взять деньги. На «канарейке» с лампой, помпой, сиренами, обгонами. Мчался за деньгами, как ошалелый. И не отпустил, пока на полученные от них же деньги не повел их в ресторан, выпить за хорошее знакомство. Еще бы не хорошее!.. В машине были он, Нугзар, Бахва Гегечкори и Гивия Микеладзе, любой мент обкакался бы с ними пить, а Пилия ничего, старался на подколки не отвечать, держался по-блатному и только окрысился, когда Бахва предложил ему сыграть в зари на его погоны.

А Сатана дорассказал:

— Утром псы повели на допрос. По дороге Пилия гонит: «Мы тебе железа откроем, ты ударь меня по спине и беги в открытую дверь на улицу — и все».

— Лихо действуют, — покачал головой Нугзар. — Ты тут дело месяцами готовишь, а они — раз-два — и хватают все разом! Умно! Избавились от тебя, чтоб ты вдруг не сболтнул на суде, что это они добычу взяли… А в наших судах, известно, добычу вернул — на три года меньше, добычу спрятал — иди на полную катушку…

— Видно, они и от начальника скрыли, суки продажные, их дружбу я…! — погрозил Сатана кулаком в потолок. — Мать родную за деньги в ломбард сдадут.

— Дальше! Дал менту по кумполу?

— Еще как дал, мамой клянусь! Одного хуйнул железом по спине, а второго прямо по башке захерачил!.. От всего сердца!.. И — в дверь. Стреляли, суки!

— Убить хотели? При побеге? — изумился Нугзар.

— Откуда я знаю — выстрел слышал, и все. Выскочил на улицу и через дворы на Павлова, на Пекина…[111]

Помолчали.

— Значит, мы в розыске?

— Наверное. Паспорт мой у них.

— Если менты тебя хотели убить или отпустить, то зачем им сейчас это дело крутить? Им надо его поскорее закрыть. Может, и нет розыска, — объяснял Нугзар сам себе, и эти мысли сплетались с мыслями о том, что никто, кроме ментов, его письма не читал.

— Маляву они читали? — без особой надежды спросил Нугзар, сам себе ответив: «Конечно, читали!»

— Паспорт и нож они в лесу, нашли, а маляву — потом, когда перед камерой шмонали. Нашли — и унесли. Наверно, читали.

«Понятно. Паспорт и нож — твердые, при беглом обыске найти нетрудно… А письмо — мягкое, его при тщательном нашли…» Нугзар хотел спросить, зачем Сатана все это носил при себе, но остановил себя и спросил о другом:

— Как из Тбилиси улетел? Паспорт же у них.

— Мамуд говорит: «Поедем в аэропорт, найдем фраера, на тебя похожего, отнимем ксиву и лети!»

— Ну, дерзкий курд! — удивился Нугзар. — Вот придумал!

— Я сам удивился. А он трет, что в городе сидеть не надо, если они хотели тебя убить, то и убьют, лучше уехать подальше. Отвез в аэропорт, я в машине остался, а там один фраерок топчется, как будто даже знакомец, вот, — Сатана вытащил паспорт. — Кока Гамрекели. А в ксиве еще и виза на Францию, такой фарт!

Нугзар поглядел. Да, лицо вроде знакомое.

— И ты рискнул?

— А что было делать? На тюрьму идти или пули жрать?

— Про меня что говорили?

— Так, ничего. Мол, знаем, что его рук дело, где он, что он? А я им в ответ, что год тебя не видел…

В этот момент в дверях показался Норби, нечесаный, сутулый. На ногах — теплые носки с зайчиками. Он побрел через коридорчик в уборную.

— Что за чучело, по-братски? — опять удивился Сатана.

— Да хозяин. У себя целый день сидит. Пьет.

— А у тебя ничего нет выпить? Когда твои охламоны приедут? А то меня уже колотит!

— Виски.

Нугзар налил чайный стакан. Сатана выпил. Нугзара передернуло: этого сделать он никогда не мог, хотя в зонах многие пили стаканами и кружками, утверждая, что когда стакан водки «открывается» в желудке, то ощущение такое, словно принят кодеин. Нет. Кодеин дает силу и стойкость, а стакан водки — слабость и глупость.