Эх, Катрина!

Солдаты были уже совсем рядом. А потом некоторое время Роран не слышал больше ничего, кроме глухих ударов мечей по щитам и звона, с каким его молот сокрушал шлемы врагов, с криком падавших под его ударами. Надо сказать, что солдаты Гальбаторикса бились яростно и отчаянно, но с Рораном и варденами им было все же не совладать. Когда пал последний противник, Роран разразился каким-то безумным хохотом, страшно возбужденный битвой и одержанной победой. Как это все-таки было здорово — крушить врагов, которые могут причинить зло его жене и еще не родившемуся ребенку!

Роран обрадовался, увидев, что никто из варденов серьезно не пострадал. Кое-кто из лучников еще во время этой схватки успел спуститься с крыши, и теперь они присоединились к его отряду уже верхом на конях. Широко улыбаясь им, он крикнул:

— Добро пожаловать! И сразу — в бой!

— Спасибо за теплое приветствие! — шуткой ответил на его шутку кто-то из лучников.

Указав своим окровавленным молотом направо, Роран приказал:

— Ты, ты и вот ты — навалите вон там трупы, чтобы эта куча вместе с повозкой почти совсем перекрыла улицу, оставив совсем узкий проход, в который и двоим трудно будет пройти.

Вардены бросились исполнять его приказание, а мимо Рорана снова прожужжал арбалетный болт. Он, не обращая на него внимания, продолжал наблюдать за вражеским отрядом, от которого как раз отделилась группа человек в сто, явно намеревавшаяся возобновить атаку.

— Быстрее! — крикнул он воинам, перетаскивавшим трупы. — Они уже идут! Харалд, помоги им!

Роран, нервно облизывая губы, смотрел, как вардены перегораживают улицу, и вздохнул с облегчением, когда они бросили на груду трупов последнее тело и успели вскочить в седла буквально за секунду до того, как к этой импровизированной баррикаде подкатила новая волна атакующих.

Дома, стоявшие по обе стороны улицы, перевернутая повозка и страшная гора трупов остановили солдат, и они в замешательстве собрались в кучу, чего, конечно, делать не следовало. Им сейчас было некуда деться от стрел, так и сыпавшихся на них с крыш соседних домов.

Первые два ряда были вооружены копьями, острия которых были грозно нацелены в сторону Рорана и его товарищей. Роран, по-прежнему ругаясь и выкрикивая проклятия, отбил три выпада, но никак не мог дотянуться до самих копейщиков своим молотом. Тут одно из копий угодило прямо в плечо Сноуфайру, и Рорану пришлось резко наклониться вперед, прижимаясь к шее жеребца, чтобы не вылететь из седла, потому что Сноуфайр заржал и поднялся на дыбы.

А когда конь снова опустился на все четыре ноги, Роран соскользнул с седла, прикрываясь туловищем Сноуфайра от копейщиков, и жеребец снова взбрыкнул, когда еще одно копье пробило ему. шкуру. И пока солдаты не успели нанести коню еще несколько ранений, Роран заставил его сдать назад, потянув за узду, и развернул в обратном направлении. Потом он хлопнул Сноуфайра по крупу и крикнул: «Пошел!» Умный конь послушно развернулся и бросился прочь из деревни.

— Дорогу! — заорал Роран, и вардены расступились, давая ему пройти, а он снова выскочил в передний ряд, на ходу засовывая за пояс рукоять молота.

Какой-то солдат тут же попытался попасть ему копьем в грудь. Он отбил удар рукой, ободрав ладонь о плохо отшлифованное древко, и вырвал копье у солдата из рук. Тот, потеряв равновесие, плашмя растянулся на земле. И Роран, мгновенно развернув копье, пронзил им упавшего, затем сделал выпад и проткнул еще двоих. Встав в боевую позицию и прочно упершись ногами в эту плодородную землю, на которой ему так хотелось выращивать богатые урожаи, он, потрясая копьем, заорал:

— Ну, что же вы, ублюдки поганые! Убейте меня, если сможете! Мое имя — Роран Молотобоец, и я не боюсь никого на свете!

Солдаты вновь ринулись вперед, и трое, перепрыгнув через тела своих поверженных товарищей, обменялись ударами с Рораном. Ловко отпрыгнув в сторону, он ткнул самого правого из нападавших копьем в челюсть, выбив ему зубы. Потом, отдернув окровавленное копье, упал на одно колено и ударил им второго солдата, попав ему в подмышку.

И тут кто-то с силой ударил его по левому плечу. Щит, которым прикрывался Роран, казалось, сразу потяжелел вдвое. Поднявшись, он увидел, что из щита торчит воткнувшееся в дубовую основу копье, а последний солдат из тех троих уже готов броситься на него с обнаженным мечом. Роран поднял свое копье над головой и уже готов был его метнуть, когда солдат, вдруг словно споткнувшись, остановился, и Роран, не медля ни секунды, ударил его носком сапога между ног, а затем следующим ударом покончил с ним. Пользуясь недолгим затишьем перед следующей схваткой, он высвободил левую руку из ремней бесполезного теперь щита и отбросил его вместе с впившимся в него копьем под ноги наступающим врагам, рассчитывая хоть кого-то сбить им с ног.

Ринувшаяся было в атаку новая порция солдат дрогнула и остановилась — так страшен был жуткий оскал на лице Рорана и его смертоносное копье. Гора трупов перед ним все росла, и когда она достигла в высоту его пояса, он поднялся на вершину этой кровавой горы и осмотрелся. Основа у него под ногами была, разумеется, не слишком прочной, но все же давала ему немалые преимущества. Поскольку улица была перегорожена, солдатам приходилось перебираться через баррикаду из повозки и мертвых тел, и Роран бил их сверху, когда они цеплялись за руку или ногу своих мертвых однополчан или оскальзывались на чьем-то окровавленном щите.

Сверху Рорану было видно, что к атаке на варденов присоединились и прочие воины Гальбаторикса, не считая небольшой группы, все еще сражавшейся с Сандом и Эдриком на другом конце селения. Так что, со вздохом понял Роран, отдыха ему не видать до конца сражения.

Он получил уже с десяток ран, хотя до вечера было еще далеко. Раны, правда, в основном были не так уж тяжелы — порез на внутренней части локтя, сломанный палец, царапина на ребрах, где чей-то кинжал проткнул кольчугу, — но имелись и более серьезные. Один из раненых солдат, упавший на кучу трупов, сумел снизу пырнуть Рорана копьем и проткнул ему икроножную мышцу на правой ноге, отчего он теперь сильно прихрамывал. А вскоре после этого какой-то великан, от которого так и разило луком и сыром, навалился на него и, уже умирая, с последним вздохом проткнул ему левое плечо арбалетным болтом, после, чего Роран уже не мог поднять эту руку над головой. Выдергивать древко он не стал, понимая, что может истечь кровью. Теперь вообще почти всеми его действиями управляла боль; любое движение вызывало мучительные приступы боли, однако Роран продолжал наносить удары, стараясь не думать о ранах и усталости; он отлично понимал: остановиться — значит погибнуть.

Время от времени он замечал кого-то из варденов, которые дрались с ним рядом или позади него; иногда вдруг мимо него проносилось копье, нацеленное в противника, или из-за его плеча вдруг вылетал клинок и сражал вражеского солдата, который уже приготовился проткнуть Рорана копьем. Но по большей части Роран видел только своих непосредственных противников — тех, кто был перед ним, словно сражался с ними в полном одиночестве. Груда тел, на которой он по-прежнему возвышался, ограничивала его поле зрения, низводя его до узкой щели между перевернутой повозкой и стеной дома. Он понимал также, что у оставшихся на крышах лучников еще есть стрелы, поскольку стрелять они не переставали, и стрелы их с серым гусиным оперением все так же несли смерть, пронзая плоть вражеских воинов.