Таким образом, в этом космосе, который по сложности значительно превосходил все, что было создано до него, существование почти каждого вида рано или поздно заканчивалось трагедией. Но в некоторых мирах отдельные виды достигли человеческого уровня умственного и духовного развития. Подобное сочетание при развитии должно было сделать их неуязвимыми для любого нападения. Но «злой» дух мастерски извратил как разум, так и духовность. Ибо, хотя по природе своей они дополняли друг друга, между ними можно было разжечь конфликт. Или же разум или духовность могли принять такие гипертрофированные формы, что становились смертельно опасными, как чрезмерно ветвистые рога или слишком большие зубы ранних видов. Например, разум, став слишком запутанным и подчинив себе физические силы, мог стать причиной катастрофы. Покорение физических сил зачастую приводило к маниакальной жажде власти и расслоению общества на два враждебных класса – хозяев и рабов. Чрезмерно усложненный разум мог породить маниакальное стремление к анализу и абстракции и полному пренебрежению ко всему, что разум не в состоянии истолковать. А если же духовность отвергала критический аспект разума и насущные потребности, то она тонула в бесполезных мечтаниях.

2. Зрелое творение

Согласно родившемуся в моем разуме видению, после случившегося со мною «момента истины» Создатель звезд вошел в состояние глубокой медитации, во время которого его собственная натура претерпела радикальные изменения. По крайней мере так я решил, исходя из того, что его творческая деятельность сильно изменилась.

После того как он посмотрел на плоды своего труда новым взглядом, он уважительно и вместе с тем нетерпеливо отложил его в сторону и обнаружил, что в нем зреет новая концепция.

Космос, который он создал после этого, был тем самым космосом, в котором живут автор и читатели этой книги. Создавая наш космос, он использовал, но уже с большим мастерством, многие принципы, уже применявшиеся в ранних творениях; Создатель соткал их вместе, чтобы образовать более сложное и обладающее большими возможностями единство.

Мне показалось, что это новое дело он затеял с новым настроением. Раньше он осознанно создавал космос за космосом, чтобы каждый из них воплощал определенные физические, биологические, психологические принципы. И тогда, как я уже говорил, часто возникал конфликт между его замыслом и грубой природой созданий, которую он извлекал из глубин своего собственного непостижимого существа. Однако в этот раз методы его творчества были более осторожны. Сырой духовный «материал», который Создатель материализовал из своих непостижимых глубин, чтобы сотворить новое существо, он, в соответствии с пока смутным замыслом, наделил более милосердным разумом, большим уважением к своей природе и своим возможностям, хотя и сохранив малую доступность его наиболее экстравагантных потребностей.

Конечно, говорить так о всемирном творящем духе – это примитивно его «очеловечивать». Ибо действия такого духа, если можно назвать это так, не имеют ничего общего с человеческим образом мышления и совершенно непостижимы для человека. Тем не менее лишь этот примитивный символизм позволяет мне как-то передавать свои ощущения посредством грубых понятий. Вероятно, такое описание все же отражает истину, пусть даже и в искаженном виде.

В новом творении образовалось странное несовпадение между временем Создателя звезд и временем космоса. Ранее Создатель хотя и мог выйти за пределы космического времени, когда история космоса подходила к концу, и рассматривать все века как настоящее время, тем не менее фактически он не мог создавать более поздние стадии развития космоса, прежде чем создал ранние. В данном же случае он не был стеснен такими ограничениями.

Хотя этот новый космос и есть мой родной космос, я рассматривал его с удивительной точки зрения. Он больше не выглядел как цепочка исторических событий, начавшаяся физическим взрывом и закончившаяся всеобщей гибелью. Теперь я рассматривал космос не изнутри потока космического времени, а с совершенно другой позиции. Я наблюдал за созданием космоса из времени Создателя звезд; и последовательность совершенных им творческих воздействий была совершенно не похожа на последовательность исторических событий.

Прежде всего он извлек из глубин своего естества нечто (ни разум, ни материю), обладающее огромными возможностями и активно стимулирующее его творческое воображение. В течение долгого времени он размышлял над этой чудесной субстанцией. Это была среда, в которой единица и множество должны были полностью зависеть друг от друга, среда, отличающаяся взаимопроникновением всех ее составных частей и отличительных черт; среда, в которой каждая вещь должна быть не иначе как частью всех других вещей; среда, в которой целое не могло быть чем-то иным, кроме как суммой всех своих составных частей, а каждая составная часть – неотъемлемым признаком целого. Это была космическая субстанция, в которой каждый индивидуальный дух мог быть, как это ни странно, одновременно и абсолютным «я», и всего лишь плодом воображения целого.

Вот из этой чрезвычайно сложной субстанции Создатель звезд вытесал грубые общие формы космоса. Он создал по-прежнему так и не изученное и совершенно не объяснимое геометрией пространство-время – аморфную физическую величину, не обладающую ни ярко выраженными качествами, ни направлением, ни увязанностью со сложными физическими законами; Создатель более четко обозначил направление развития жизни и эпические приключения разума и на удивление точно указал высшую точку духовного развития. Эта точка находилась в наиболее поздней фазе космического времени, но если говорить о последовательности его творческой работы, то она получила четкие очертания гораздо раньше любого другого фактора космоса. И мне представилось, что произошло это потому, что первоначальная субстанция явно сама имела потенциальные возможности в области создания духовных форм. И Создатель звезд поначалу почти совсем забыл о физических аспектах своего создания и, не занимаясь начальными этапами истории космоса, почти все свое искусство направил на формирование духовной вершины всего творения.

Лишь только после того, как он придал четкие очертания фазе наивысшего пробуждения космического духа, он проложил сквозь космическое время ведущие к ней разнообразные психологические тропы. И только придав четкие очертания невероятно разнообразным формам умственного развития, он сосредоточил свое внимание на конструировании сложных биологических, физических и геометрических законов, посредством которых грубо сделанный космический дух мог наилучшим образом реализовать свои самые удивительные возможности.

Но, геометризируя, он вновь и вновь возвращался к духовной вершине, чтобы сделать ее еще более четкой. Однако, пока не были завершены физические и геометрические формы космоса, он не мог сделать духовную вершину абсолютно конкретной.

Судя по тому, как он продолжал трудиться над деталями бесчисленных, жалких индивидуальных жизней, над судьбами людей, ихтиоидов, наутилоидов и всех прочих, я пришел к убеждению, что к этим сотворенным им созданиям он относился совсем не так, как ко всему тому, что создавал прежде. Нельзя было точно сказать, любит ли он их или совершенно к ним равнодушен. Да, конечно, он любил их; но он, похоже, не имел никакого желания спасать их от последствий смертной природы и жестокого воздействия окружающей среды. Он любил их, но не испытывал к ним жалости. Ибо видел, что их достоинства как раз и заключаются в их смертной природе, в их предельной конкретности, в их мучительном балансировании между невежеством и просветлением. Спасать их от этого всего означало погубить их.