– Благодарю вас, любезные, за вашу службу в последние два месяца. Ваши деньги ждут вас в караульном помещении у ворот. Пока что покиньте Лондон, найдите пивные и бордели в каком-нибудь другом городе, чтобы потратить заработанное. Но сообщайте о себе на случай, если снова понадобитесь.

Двое убийц поклонились, а потом повернулись и, не оборачиваясь, ушли. Я смотрел вслед этим людям, убившим Грининга, Элиаса и прочих. Наемные убийцы весело шагали за своим вознаграждением. Я взглянул на Стайса, который встретил мой взгляд.

– Теперь и я вас покину, мастер Шардлейк, – сказал он. – Нужно, чтобы кто-то посмотрел на вашу работу над моим лицом. Сомневаюсь, что вы выйдете отсюда живыми, и это утешает. А если выйдете, то берегитесь меня.

И он последовал вслед за своими подручными в караульное помещение, а мы с Николасом остались с двумя стражниками. Один из них наклонил свою алебарду ко входу в помещение королевской стражи и коротко сказал:

– Пошли.

Я взглянул на своего ученика, который судорожно сглотнул. Мы поднялись по лестнице; один стражник шел впереди, второй – сзади.

* * *

Великолепная лестница, ведущая к помещению королевской стражи, была еле освещена: всего два человека стояли на посту наверху, и факелы в их нишах освещали лишь пустые места на стенах, где раньше висели картины, теперь перевезенные в Хэмптон-Корт. Один из стражников наверху сказал, что нас ведут в зал Тайного совета, где я стоял и потел неделю назад.

– Он еще не готов, вы можете подождать в покоях короля. Они пустуют, поскольку короля здесь нет, – добавил охранник.

Нас провели через ряд темных комнат, пока не ввели в просторный зал. Стены здесь были голые: несомненно, всё увезли в королевские покои в Хэмптон-Корте. Там нам велели стоять и ждать, и с нами остался один стражник. Я посмотрел на стену перед собой и увидел, что всю ее, от пола до потолка, занимает великолепная стенная роспись, которую невозможно было перевезти, так как она, подобно семейному портрету Коттерстоука, была написана прямо на штукатурке. Я слышал о великой фреске Гольбейна и теперь в неровном свете свечи посмотрел на нее. Другая большая фреска, которую я раньше видел в Уайтхолле, изображала короля с его семьей, а эта представляла собой великолепное изображение династической власти. В центре был квадратный каменный монумент с латинскими надписями, которые я не мог разобрать со своего места. Прежний король, Генрих VII, стоял на пьедестале, положив худую руку на монумент, и его заостренное лисье лицо смотрело в сторону. Напротив него, скрестив руки, стояла полная женщина – несомненно, мать короля. На ступеньку ниже ее стояла королева Джейн Сеймур, и я снова подумал, как принц Эдуард похож на свою мать. А на ступеньку ниже отца стоял нынешний король, который господствовал над всей фреской, – король, каким он был, пожалуй, полдюжины лет назад: широкоплечий, дородный, но не жирный. Он стоял, положив руку на бедро и твердо расставив свои бычьи ноги, и сквозь полы его камзола выпирал преувеличенный гульфик.

Было множество репродукций этого образа Генриха VIII, висевших в бесчисленных официальных и частных помещениях, но оригинал обладал жизненностью и мощью, которую не могли воспроизвести копировщики. Жесткие, широко раскрытые, злые голубые глазки Его Величества господствовали над картиной с ее мрачным фоном. Возможно, такова и была цель этой фрески – чтобы люди, ожидающие встречи с королем, уже могли ощутить, что он наблюдает за ними и оценивает их.

Николас, разинув рот, уставился на картину и прошептал:

– Как будто смотришь на живых людей!

Потом вошел другой стражник – он что-то сказал первому. Нас грубо схватили за руки и повели через вторую, а потом через третью комнату, и в конце концов мы оказались в коридоре, который я узнал: здесь был зал Тайного совета. Мы подошли к двери, и стоящий перед нею охранник сказал:

– Без молодого. Его велено отвести куда-нибудь, пока не выяснится, нужно ли его допрашивать.

– Пошли, ты! – Стражник потянул Николаса за локоть, уводя его прочь.

– Мужайтесь, мастер Шардлейк! – успел крикнуть мне молодой человек.

Потом оставшийся охранник постучал в дверь, и знакомый резкий голос сказал:

– Введите.

Меня ввели внутрь. Стражник ушел и закрыл у меня за спиной дверь. В зале сидел лишь один человек – он занял кресло в середине стола рядом с канделябром. Этот человек посмотрел на меня суровыми, глубоко посаженными глазами на плоском лице над раздвоенной бородой. Мастер государственный секретарь Пэджет.

– Мастер Шардлейк, – устало вздохнул он и покачал головой. – Сколько хлопот вы мне доставляете, когда и без того столько других дел…

Я посмотрел на него и тихо проговорил:

– Значит, за всем этим стоите вы.

Мой голос звучал сипло и глухо, а лицо у меня еще сильнее распухло от удара локтем.

Выражение лица Уильяма Пэджета не изменилось.

– За чем за всем? – переспросил он.

Безрассудно, уже без всякой почтительности, я ответил:

– За убийством тех анабаптистов. За кражей… рукописи. За слежкой за мной в последний год, не знаю зачем. Да и мне все равно…

Я схватил губами воздух, и мой голос прервался, когда у меня перед глазами снова возникла картина, как Барака бросают в мусорную кучу.

Государственный секретарь пристально посмотрел на меня. У него был дар сидеть неподвижно, сосредоточенно, как кошка, следящая за своей жертвой.

– Убийством? – Его тон звучал предостерегающе и осуждающе. – Те люди были еретиками, а также изменниками, которые с радостью убили бы меня, или короля, или вас, если уж на то пошло, чтобы продвинуть свои извращенные идеи. Их смерть была легче, чем они заслуживали: их следовало сжечь. Впрочем, они были глупы. Когда мои шпионы среди радикалов предупредили меня о гнезде анабаптистов в Лондоне, моему человеку Кёрди не составило труда внедриться к ним. Теперь среди них оказался мой верный слуга, и вот его убили, вот это было убийство. – Пэджет хмуро сдвинул свои густые брови.

– Его убили в стычке.

– Да. Один из людей Ричарда Рича. – Уильям презрительно махнул рукой. – Я знаю, Рич охотился за тем, что перед сожжением написала Анна Эскью. Полагаю, рукопись уже у Джона Бойла. – Впервые он рассмеялся, сверкнув на удивление белыми зубами на фоне грубой русой бороды. – Она может вернуться, чтобы стать кошмаром сэра Ричарда.

– Это вы подкупили слугу Рича, – сказал я.

Пэджет чуть пошевелился, устраиваясь удобнее в кресле.

– Я слежу за теми, кто служит высоким лицам королевства, и иногда нахожу среди них энергичных людей, которых можно уговорить работать на меня и получать двойной доход. Хотя организовать слежку за вами, Шардлейк, – это была морока, пустая трата талантов Стайса, так я думал. И обнаружить-то нечего. Пока, – государственный секретарь склонился над столом, нахмурившись, и его тон стал угрожающим, – пока не настал июль. – Он помолчал, а потом проговорил медленно и взвешенно: – Вы только что упомянули рукопись.