Военная игра

 В Красной армии военная игра, как метод тактической и оперативной подготовки командного состава, находит, по-видимому, значительно более широкое распространение, чем в дореволюционной русской армии. Мне, однако, представляется, что в нашем сознании нет еще полной ясности о достоинствах и недостатках этого метода и имеются большие противоречия в самом его понимании.

К военной игре может быть два подхода: объективный и тенденциозный. Объективный заключается в том, что две стороны ставятся друг против друга, в равных силах, и выдумывается обстановка, по возможности, в равной степени благоприятствующая обеим сторонам. Центр тяжести падает на играющих: это — коллективная дуэль, в которой обе стороны должны иметь равные шансы; на дуэли дерутся шпагами равной длины. На руководство выпадает скромная, второстепенная роль секундантов. Руководство наблюдает, чтобы играющие, по возможности, не удалялись от обычных шаблонов тактических решений; руководители подмечают мелкие технические промахи, затем на разборе следует анализ принятых решений, и как следствие — призрак выводов.

Разумеется, можно только рекомендовать спокойное, объективное отношение при изучении действительной жизни, при исследовании фактической стороны действительно имевших место военных действий. Но какую оценку можно дать такой объективности при изучении бумажного хлама — ряда записок, донесений, приказов, являющихся единственным плодом бумажной войны на военной игре.

Пассивная роль руководителя, объективного и в задании, и в ведении игры, и на разборе, очень подходила к большинству представителей старого командного состава, и этот метод военной игры имел в русской армии преимущественное распространение. Несомненно, он обладал достоинством, которое следует основательно расценить: безвредностью. Военная игра в русской армии абсолютно невиновна в распространении каких-либо ложных стратегических или тактических идей. Но это потому, что это невинное занятие вообще не сеяло никаких идей. Идейное “ничего” в задании и в отношении руководителя к военной игре, конечно, могло вырастить также только “ничего”. Существовала робкая надежда, что из столкновения мнений родится сама собой какая-либо тактическая истина. Но на каком уродливом фронте произойдет это столкновение мнений и вообще произойдет ли оно — все представлялось случаю.

Нормальное течение военной игры было таково: две стороны, поставленные фронтально друг против друга, сходились; так как это движение само по себе представляло минимум интереса, то все внимание руководства сосредотачивалось на действиях мелких кавалерийских частей, разведывавших перед фронтом; убеленные сединами мужи детально исследовали вопрос, что будет делать начальник разъезда, имеющий 5 коней, за которым гонятся 15 неприятельских всадников. На этом, обыкновенно, пыл участников военной игры остывал, она начинала утомлять играющих, и когда, при начале развертывания, руководитель заявлял, что сам бой, конечно, разыграть нельзя, военную игру надо прекратить и перейти к разбору, то все соглашались, что исследование предстоящего параллельного столкновения на бумаге равных сил не дает ничего поучительного, и игра, к общему удовольствию, заканчивалась.

Убитое время, потерянные усилия. Совершенно понятно отвращение, сложившееся у многих по отношению к военной игре; совершенно понятно, что командующий Киевским военным округом генерал Иванов заподозрил военного министра Сухомлинова в том, что он хочет начать сводить свои личные счеты с командующими войсками, когда Сухомлинов предложил в 1912 году устроить в Зимнем Дворце военную игру, с участием в ней командующих войсками.

Чтобы не потратить даром сил, не убивать напрасно времени, военную игру надо или не устраивать вовсе, или вести по противоположному принципу. Военная игра должна каждый раз преследовать задачу — вбивать в сознание командиров какую-либо заслуживающую этого оперативную или тактическую мысль, выводя ее на широкую дискуссию, материализуя ее в четкой обстановке конкретного случая. Военная игра — прежде всего проповедь какой-то определенной идеи, агитация в ее пользу. Руководитель военной игры — не бесстрастный наблюдатель, а горячий проповедник, он должен так подтасовать задание, так подтасовать получаемые сторонами данные разведки, так подтасовать результат отдельных боев, чтобы дать всем участникам игры возможность, с тех отдельных точек зрения, которые они представляют, оценить это оперативное положение в возможно широком его развитии. Разумеется, эта подтасовка должна быть возможно жизненнее, чтобы конкретный случай бумажного сражения сохранил бы известную убедительность.

Участники игры требуют себе и равных сил, и равного благоприятствования и просят даже решать по жребию столкновения равных сил, так как у них, нашими объективными военными играми, воспиталось убеждение, что на разборе игры они являются подсудимыми, они являются ответственными за выигранные на карте победы или за бумажные поражения.

Но, если и к лаврам, заработанным на действительном поле сражения, подчас приходится подходить с осторожностью, и еще осторожнее приходится подходить к потерпевшим действительное поражение начальникам, — так как очень часто основная причина успехов одних и неудач других заключается не в ответственном начальнике, а в независящих от них обстоятельствах, то что мы можем сказать о победителях и побежденных на военной игре?

Таковых вообще не должно существовать. На разборе военной игры на скамье подсудимых должны находиться не участники игры, а определенные тактические и оперативные идеи. Военная игра должна быть не единоборством двух сторон, а единоборством двух организационных, тактических или стратегических идей. Не руководитель должен играть пассивную роль на игре, а непосредственные участники игры; они подают только свою коллективную реплику на вопрос, заключающийся в той новой обстановке, которую дает каждый новый ход руководителя. На военной игре должны играть не игроки, а надо играть игроками; и только на разборе игры каждый участник получает полную свободу для того, чтобы критиковать те выводы, которые напрашиваются из игры, чтобы критиковать самую игру, заложенную в ней на этот раз тенденцию, ее внутренний смысл.

Такой разбор будет гораздо поучительнее наших обычных разборов, где каждый участник прежде всего стремится оправдать свои действия. Мне уже приходилось писать о нежелательности ставить оправдание своего решения в центр тактического обучения. Горе той армии, в которой начальники и сотрудники генерального штаба ценятся по искусству отписываться, по тонкости оправдания ими любого действия. Такие “правозаступники” на командных постах представляют фигуры, обращенные лицом не к неприятелю и не стремящиеся прозреть будущее; их усилия всегда направлены не на достижение максимального полезного усилия, а на то, чтобы выгородить себя, чтобы свалить ответственность на соседа, чтобы обелить свое прошлое. Их приемы грозны только для своих, а бессильны против врага.