Ксеркс не возложил ответственности за разгром на Фемистокла. Да и с чего бы? Греки не победили. Персы проиграли из-за финикийских капитанов. Затем Фемистокл предупредил Великого Царя, что передовой отряд афинского флота отплыл к Геллеспонту с приказом уничтожить мост между Европой и Азией. Чтобы защитить мост, Ксеркс поспешил по суше в Византий. По пути он остановился у моего деда в Абдере — большая честь, как и источник бесконечных бед для семейства Лаис. До сего дня они слывут мидофилами.

Ксеркс оставил в Греции один корпус под командованием Мардония. Второй корпус охранял протяженный путь по суше от Аттики до Геллеспонта. Третий использовался для поддержания порядка в ионийских городах.

Поскольку Мардоний продолжал контролировать материковую Грецию, все греческие вожди, находящиеся в оппозиции к афинским властям, прибыли в его штаб-квартиру в Фивах. Антиперсидски настроенные греки были полностью деморализованы. Тем не менее Мардонию пришлось вторично сжечь Афины, в качестве урока консервативной партии. Из всех афинян только консерваторы отказались признать Великого Царя своим господином. Упав духом, они все умоляли о помощи Спарту, но никто не пришел им на помощь. Спартанцы — традиционно ненадежные союзники. К тому же, и возможно именно поэтому, спартанские вожди всегда на жалованьи в Персии.

Какое-то время казалось, что Мардоний успешно выполнил свою миссию. Но потом спартанского правителя Павсания обуяла жадность. Как-то вдруг обнаружив, что луна в благоприятной позиции, он привел войско в Аттику и попросил Мардония подарить ему сундук золота, и тогда он уйдет. Но Мардоний хотел полной победы над Спартой и ее греческими союзниками. И золота не дал. Его тоже обуяла жадность — жадность до славы. В другое время Мардоний не упустил бы своей выгоды, но, позволив жажде славы взять верх над корыстью, он погубил себя. Всегда ошибочно идти против своей натуры.

Мардоний напал на спартанское войско. Спартанцы были разгромлены. Но когда они попытались спастись бегством, то обнаружили, что дорога назад в Пелопоннес блокирована нашими войсками, и все их запасы провизии захвачены.

Мардоний добился своего. Греция принадлежала ему. Но ему захотелось сделать завершающий триумфальный жест. Верхом на белом коне он возглавил последнюю атаку на остатки спартанского войска. В толчее белый конь был убит, и Мардоний упал на землю. Не успел он встать на ноги — учитывая его хромоту, это оказалось не так быстро, — как какой-то грек размозжил ему камнем голову. Так погиб мой друг Мардоний, мечтавший о господстве над всеми островами и стремившийся к владычеству над всеми греками. Если какую-нибудь смерть можно назвать хорошей, то смерть Мардония была таковой. Он умер не только мгновенно, но и с верой, что мечта сбылась и Греция принадлежит ему. Тело Мардония таинственным образом исчезло. Годы спустя его сын потратил целое состояние на поиски отцовских костей.

При Платеях лживого Павсания объявили спасителем Греции. Тем временем вспыхнуло восстание в Ионии, и корпусу Мардония под командованием Артабаза пришлось вернуться в Азию, где изрядная часть персидского флота была уничтожена на берегу у мыса Микале. Хуже того, два персидских корпуса были разбиты греками. По иронии судьбы решающая победа, которой греческие союзники не могли добиться на своей земле в Европе, неожиданно состоялась менее чем в ста милях от Великого Царя и его двора в Сардах.

Я в изумлении слушал отчет евнуха о свалившихся на Персию несчастьях.

— Так что Великий Царь не приедет в Сузы до начала лета, когда состоится свадьба его сына Дария, — закончил он, словно объясняя.

— Вот и закончились Греческие войны, — сказал я.

Что еще я мог сказать? «Мардоний мертв, — подумалось мне. — Молодость кончилась».

Помощник распорядителя пожал плечами:

— Говорят, Павсаний сам хочет стать царем всей Греции. Если это так, мы можем получить долгую войну.

— Или очень долгий мир.

К нам присоединился пожилой евнух, которого я знал, еще будучи ребенком в гареме. Мы тепло поздоровались, и он сказал:

— Вы можете пройти к ней.

— К ней? — Я тупо уставился на него.

— Да, к царице-матери.

— Она жива?

Мне не верилось. Да и самой Атоссе тоже. Она сжалась до размеров детской куклы — и как у детской куклы, голова казалась слишком большой для хрупкого, уменьшившегося тела.

Атосса лежала на серебряном ложе у ног статуи Анахиты. Когда я простерся на полу, царица на мгновение подняла руку и тут же снова уронила ее на покрывало. Это означало приветствие.

— Встань. — Голос звучал хрипло, как мужской.

Мы смотрели друг на друга, как два призрака, встретившихся в прихожей арийского дома праотцов.

— Удивлен?

Я молча кивнул. Атосса улыбнулась, показав единственный уцелевший зуб. Хотя я с трудом понимал ее речь, голос царицы был, как всегда, твердым, и старые глаза сверкали по-прежнему.

— Ты очень постарел, — сказала она.

— А вы, великая царица…

— …Выгляжу как что-то, что забыли положить в могилу. Смешно жить так долго.

— Благословение для нас…

С удивительной легкостью я вернулся к придворному стилю, а то боялся, что потерял сноровку. Китайский и индийский так смешались у меня в голове с персидским и греческим, что я часто забывал простейшие фразы. Я и до сих пор путаюсь в словах. Когда я говорю с тобой, Демокрит, по-гречески, то думаю на персидском, к которому безнадежно примешались восточные языки. А мои сны нынче никуда не годятся. С тех пор как в жизни я перестал что-либо видеть, сны тоже стали редко приходить ко мне. Но голоса я слышу и часто не могу понять, что именно они пытаются мне сказать.

Движением головы Атосса прервала поток моего красноречия.

— Встань туда, — сказала она, указывая на место между изголовьем ложа и статуей Анахиты. — Мне больно двигать головой. Впрочем, и всем остальным тоже.

Она закрыла глаза, и на мгновение я решил, что царица заснула — если не умерла. Но она просто собиралась с силами.

— Не думал, что застанешь меня живой. А Мардония мертвым.

— Первое принесло мне такую радость…

— Что ты даже не знаешь, как ее выразить, — передразнила Атосса нас обоих. — Но второе — это серьезно.

— У меня сложилось впечатление, — я постарался выразиться потактичнее, — что Мардоний сам виноват во всем том… что случилось в Греции.

— Да. Грецию он завоевал. — Под толстым слоем потрескавшейся штукатурки проявилось что-то вроде румянца. — И потом его убили.

— Греки?

Рот Атоссы сжался в прямую линию — не такая простая задача, когда имеешь всего один зуб.

— Будем надеяться. Но возможно, его могла убить известная придворная партия. Тело не найдено, а такое не похоже на греков. При всех их грехах, на греков можно положиться, когда речь идет о выдаче тела врага.