Потом вновь возникли время, звук и свет.

Время пришло с ударами сердца. И это был не единственный звук: раздавались еще мокрые шлепки капель и ритмичное бульканье. А свет исходил от широкого желтого язычка огня, питаемого неизвестно чем. И были ни во что не складывающиеся световые пятна. И все это было ничем, потому что ничего не означало. И так прошло много лет.

— Я понял, что вы очнулись, — сказал откуда-то голос Берта. — У вас изменилось дыхание.

Аннабель шевельнулась, и вернулось осязание. Но ожидаемой вспышки боли не было, к удивлению, и Аннабель шевельнулась сильнее, попыталась поднять руку… Рука слушалась, но двигалась с трудом, будто одолевая что-то вязкое, и вдруг Аннабель — сразу — поняла, что лежит в какой-то грязи, теплой и плотной, а голову ее придерживает ладонями Берт. И огонек лампы, освещающей своды пещеры, тоже стал ясен и понятен. И звуки, множество тонких звуков, приходящих отовсюду…

— Да, Берт, — сказала она. — Давно я… так?

— Без сознания? Часа два.

— А как остальные?

— Отогреваются…

— То, что говорил…

— Аннабель!

— Я помню. То, о чем говорил Дракон, нашлось?

— Всё на месте, не беспокойтесь. Всё хорошо.

— Мне надо вымыться и одеться.

— Не торопитесь. В рапе надо пролежать не меньше трех часов.

— Долго. Слушайте, Берт, а вы верили, что… получится?

— М-м…

— Понятно.

— Верил, думаю. Иначе не пошел бы…

— Это, наверное, не зависит одно от другого.

— Интересная мысль.

— Нет, правда. Вот подумайте как следует…

Они замолчали, и Аннабель опять соскользнула в сон. Ей приснился берег моря, дюны, поросшие искривленными соснами, опускающееся в воду багровое солнце. Она смотрела на солнце, а потом оттолкнулась от земли и полетела к нему — и в какой-то миг ей стало так страшно, что она вздрогнула всем телом и проснулась. И одновременно с этим рука Берта потрепала ее по щеке, а голос сказал:

— Принцесса, пора.

Было светлее: за поворотом, невидимый сам, но щедро рассылающий оранжевые лучи, горел костер. Слышались голоса и звуки какой-то работы. Аннабель потянулась и села.

— Отвернитесь, Берт. Я встаю.

— Минутку, я дам накидку. Воздух холоднее рапы.

— Спасибо.

— Озеро рядом — вон там. Отмывайтесь. И осторожнее — там сразу по шею.

— Я помню — будто уже была здесь.

— В каком-то смысле — так оно и есть.

Берт подошел сзади, набросил ей на плечи мягкую шкуру какого-то несчастного зверя. Аннабель встала, удивляясь, как чудесно подчиняется тело. Закуталась — шкура доходила до колен — и, выдирая ноги из вязкой рапы, пошла к озеру. Костер горел на самом берегу, дымок стелился над водой. Свод нависал совсем низко и метрах в сорока от берега, подобно небу, образовывал горизонт, смыкаясь с водой. Вода была неподвижна настолько, что это пугало. Против природы воды — быть такой неподвижной. И, разгоняя боязнь, Аннабель погрузилась в озеро.

Вторую часть путешествия Аннабель перенесла намного легче. Хотя путь из подземного озера к источникам, бьющим в долине, и дальше по ручьям, мелким речкам, застревающим в болотцах, каналу, перегороженному шлюзами, — был извилист и долог. Выброшенная на песчаный пляж, она сразу обрела себя, приподнялась и огляделась. Ущербная луна, красная и тусклая, касалась края земли, а над водой небо светлело. Потом она почувствовала вкус соли на губах. Все правильно, это озеро Татль, оно же — залив Спасения, оно же — Брандтова Бездна… полусоленый-полупресный водоем в устье Акрона, отделенный от моря островной грядой на западе и неимоверно глубокий на востоке, там, где со стометровой высоты рушатся в него воды реки Лоуи…

Поднялся и выпрямился во весь рост генерал. Чуть дальше зашевелился Берт.

— Ваше высочество, вы в порядке? — очень тихо спросил генерал, не поворачивая головы, — и что-то в его вопросе относилось не к самочувствию Аннабель.

— Да, мой генерал, — так же тихо ответила Аннабель. — Берт, — позвала она.

Берт подошел молча и встал рядом. Повернувшись лицом друг к другу, они втроем особым образом сомкнули руки и закрыли глаза. И опять на изнанке век Аннабель увидела непонятные знаки…

— Туда, — сказала она и показала рукой.

— Туда, — подтвердил генерал.

Они пошли в ту сторону, куда позвало их чутье, и через десять минут слева, на самом краю поля зрения, Аннабель увидела зеленовато светящееся пятно. Стараясь не менять угол зрения, она сделала несколько шагов в том направлении. Это был песчаный холмик чуть выше колен. При взгляде в упор он не светился, но начинал мерцать, как только Аннабель отводила глаза в сторону.

— Нашла, — сказала она.

Втроем они быстро раскидали песок. В трех мешках была одежда, в четвертом — еда. Под мешками лежал длинный кожаный чехол, и когда Берт поднял его, лязгнула сталь. Последним извлекли солдатский ранец. Открывать не стали — знали и так, что там амулеты, документы и деньги. Бросив в яму по камню, заровняли ее руками и только тогда стали одеваться.

Теперь надо было уходить — далеко и быстро. Генерал вел, Аннабель старалась не отставать. Сзади дышал Берт. Становилось все светлее и светлее. Двести шагов бегом — двести шагом, двести бегом — двести… двести… двести… Меч бил по спине, по правому бедру колотил кинжал, по левому — наручень. Так они бежали до того момента, когда край оранжевого солнца возник над сине-дымчатым горизонтом и от всего вокруг брызнули острые тени. Тогда генерал сбавил шаг. Надо было искать место для отдыха. Оно нашлось вскоре — огромное, как комната, дупло в теле полувыгоревшей секвойи. Осторожно войдя туда и никого не обнаружив, генерал махнул рукой. Берт и Аннабель сотворили знак закрытия. Может быть, теперь их не найдут. Вернее — не заметят случайно. Потому что если будут искать… Аннабель жестко усмехнулась про себя. За последние две недели, проведенные у Яппо, она достаточно четко уяснила, с кем именно ей придется иметь дело.

Шансов на успех не было ни малейших.

Но не было и возможности избежать схватки.

А победитель получал все.

Оставалось лишь принять этот жребий…

Они продолжили путь с наступлением темноты, отдохнувшие, выспавшиеся, почти сытые. Запас вяленого мяса и галет следовало растянуть на несколько дней, до выхода из приграничья. Пить воду можно было, но только выдержав ее в серебряной фляжке до потепления. Иначе невидимости, пусть относительной, пришел бы конец.

«Кошачьим глазом» Аннабель пользовалась и раньше, до знакомства с Яппо, но никогда не достигала такого эффекта. Казалось, что этот длинный тонкий ремешок, трижды охватывающий лоб, проходящий над и под глазами и перекрещивающийся на переносице, лишь немного осветляет сумерки и делает четче контуры предметов. Сейчас, после подготовки, Аннабель видела в полной темноте — но не глазами. И даже не видела, хотя и не могла назвать это новое — и именно шестое — чувство. Просто оказалось, что ей не нужно видеть предметы, чтобы знать о их присутствии, расположении и свойствах. И она шла, как днем, беззвучно и быстро. И так же беззвучно и быстро шли ее спутники.