Сейчас говорили не строчки, а скорее то, что осталось в тени. Что-то не складывается. Какая-то деталь от него ускользала, а именно эта деталь, пусть даже речь шла о преступлениях сорокалетней давности, могла помочь ему понять сегодняшнее дело.

– Ты меня слушаешь? Что мы должны делать?

– Копайте, переройте их прошлое, найдите любую зацепку, которая сойдет за мотив.

– Это не даст нам прямых улик.

– Про прямые можно забыть. Закроем дело с косвенными.

– Я тебя не узнаю.

– Это называется «принцип реальности».

– Ладно. Я передам остальным.

Крипо повесил трубку, и Эрван проехал по мосту Рояль в направлении улицы Пирамид. Квартал Оперы, смена атмосферы. В полицейской школе объясняли, что проложенные Османом крупные городские артерии, широкие и прямые, задумывались для подавления народных мятежей, стрельбы из пушек и свободного продвижения кавалерии. «Тому доказательство, – подтверждал отец, – что май шестьдесят восьмого разразился на другом берегу Сены!»

Настало время потрясти Старика.

– Ты все еще в больнице? – спросил тот встревоженным голосом.

– Возвращаюсь домой.

– Тебя выпустили?

– Ты меня едва задел.

– Нам надо поговорить. Это было…

– У меня больше нет сил злиться на тебя за что бы то ни было.

– Уход с дистанции! Победа! – засмеялся Морван. – Ты должен отдохнуть.

– Я собираюсь уехать.

– Могу дать тебе ключи от Бреа.

– Я еду в Бельгию.

Короткая пауза.

– Почему в Бельгию?

– Сегодня ночью я штудировал архивы процесса в Лубумбаши. Три скоросшивателя по четыре кило каждый.

Опять молчание. Эрван обогнул дворец Гарнье, помпезный и позолоченный, потом свернул по косой к улице Лафайет. Еще одна артерия, проложенная для атаки легкой бригады.[136]

– Где ты все это достал?

– В Намюре: там хранились записи адвокатов.

– Что ты на самом деле ищешь?

– Некоторые данные мне кажутся недостаточными. Чтобы не сказать странными.

– Ну и что? Твое расследование закрыто, а твои виновные мертвы.

– Возможно, нет. Остается слишком много вопросов, на которые нет ответа. В конечном счете, если какие-то ненормальные пересадили себе костный мозг мертвеца, это еще не значит, что они стали убийцами.

– Они убили двух жандармов.

– Верно. В Локиреке они взялись за оружие. Но мне нужна уверенность, что именно они убили Виссу Савири и остальных.

– Ты так и не ответил на мой первый вопрос: почему в Бельгию?

– Я опрошу свидетелей первого дела.

– Каких?

– Еще не знаю.

Эрван предпочел не называть имена.

– Ты губишь себя, мой мальчик. Осторожней: я чуть с ума не сошел из-за той истории.

Он решил слегка пощекотать Старика:

– Однако на процессе твой рассудок вроде был при тебе.

– Что ты хочешь сказать?

– Когда я читал твои показания, у меня возникло впечатление, что ты добился своего благодаря ораторскому таланту.

– Ты сомневаешься и в виновности Фарабо тоже?

– Нет. У тебя были настоящие доказательства и признания. Но в том, что касается фактов и обстоятельств, осталось немало дыр.

– Что за дерьмо ты тут несешь? Я не сделал свою работу?

– Я задаю себе один вопрос. Человек-гвоздь совершил убийство девять раз…

– Если б я его не остановил, там полегли бы все студентки Лонтано.

– Именно. Как в обстановке общей паранойи он смог к ним приблизиться? Когда убийца бродит по Парижу, а это город с более чем двумя миллионами жителей, ни одна женщина носа не высовывает. А в Лонтано было всего десяток тысяч душ…

– Ты видел его портрет?

– Нет. Я не нашел ни одного антропометрического документа.

– Фарабо боялся фотоаппаратов. Африканское суеверие. Это был светловолосый паренек, лохматый и с ангельским лицом. Смесь мягкости и растерянности. Кто бы мог его заподозрить?

Объяснение никуда не годилось. Эрван представил, какая паника охватила студенток и секретарш в то время: даже одноногий старик заставил бы их визжать от ужаса.

Он выехал на улицу Каде. Скоро справа покажется улица де Бельфон. Мысленно он уже собирал чемодан.

– Может быть, я найду ответы в Бельгии. Если этого окажется недостаточно, поеду в Африку.

– Какие ответы? Ты что, совсем больной?

– Только раненый. Фарабо и его убийства – это дерево, скрывающее лес.

– Какой лес? Во сколько…

Эрван въехал на паркинг. В ухе раздался длинный гудок.

У бетона есть свои положительные качества. Без него Старика было не заткнуть.

Полтора часа в поезде «Thalys». Эрван сделал ксероксы наиболее интересных отрывков из отчетов о процессе, чтобы еще раз перечитать их. На свидетельском месте продефилировал весь Лонтано – родственники, следователи, чиновники, миссионеры, рабочие… Никто ничего не знал, или же отчеты были неполными. Единственной неоспоримой данностью был страх: каждое новое тело вызывало прилив мистического ужаса. За показаниями угадывалась община, которая практически перестала жить в ожидании, когда зверя остановят.

А вот начальники Фарабо описывали своего служащего как бесконфликтного, на хорошем счету, всегда готового отправиться в джунгли. Инженер был настоящим психопатом, леденящим душу монстром под идеальным прикрытием. Он нашел некое равновесие между своими страхами и преступлениями. Организованный, педантичный, добросовестный убийца, чьи «творения» обладали силой тяжести и способностью охлаждения, которая не давала ему разлететься в клочья под действием собственных внутренних кошмаров.

Некоторые его ответы: «Почему вы убили этих женщин?

– Высшее нападение требует высшего ответа».

Или: «Оставили ли вы тело жертвы на дороге в Анкоро?

– Единственные тропы, которым я следую, – это тропы духов. Я передвигаюсь в ином мире».

И вот еще: «Женщины, которых вы убили, были фетишами?