Позднее Айша попросила меня показать нож и была не вполне удовлетворена результатами эксперимента. В лезвие на целый дюйм вплавились золотые полосы и пятна, и Она опасалась, что сталь потеряла закалку и прочность, тогда как Она намеревалась сделать золотой только рукоятку[80].

С тех пор я часто раздумывал, каким образом Айше удалось осуществить это чудо: из каких веществ составила она ту сверкающую, подобно молнии, субстанцию, с помощью которой она изготовляла золото, раздумывал я и о том, есть ли у этой субстанции какая-либо связь с животворным огнем, пылающим в пещерах Кора[81]. Я и посейчас не знаю ответа на этот вопрос, ибо он выше моего понимания.

Предполагаю только, что, готовясь к покорению земного шара, а для этого хватило бы одних ее алхимических познаний, она повелела, чтобы золото выплавлялось в пещере непрерывно.

Как бы то ни было, в течение нескольких дней, проведенных нами вместе, Айша больше не возвращалась к этой теме. Видимо, она добилась своей цели и успокоилась, или же, поглощенная другими, более неотложными делами, забыла об этом своем замысле, или на время отложила его осуществление. По необходимости мне приходится многое опускать в своем повествовании, но я пространно описываю этот странный случай и связанные с ним наши разговоры, ибо он произвел на меня сильнейшее впечатление, как поразительный пример власти Айши над тайными силами Природы: вскоре мы получили еще более устрашающее подтверждение этой власти.

Глава XXI.

ПРОРОЧЕСТВО АТЕНЕ

На другой день после того, как мы стали свидетелями этого чуда — превращения железа в золото, в храме состоялась большая служба; ее целью, как мы поняли, было «освящение войны», на этой службе мы не присутствовали, но вечером, как обычно, собрались все втроем за ужином. Айша сидела в странно изменчивом настроении: то была мрачна и угрюма, то весело хохотала.

— Знаете ли вы, — сказала она, — что сегодня я была Оракулом: эти глупые горцы прислали своих шаманов, чтобы те узнали у Хесеа, как будет идти война, кто погибнет, а кто покроет свое имя славой. А я... я не могла сказать им, я строила предсказания так, чтобы каждый мог истолковать их по-своему. Как будет идти война — я хорошо знаю, потому что буду сама направлять ее ход, но читать будущее я не могу — как и ты, мой Холли, — к сожалению. Для меня и все прошлое, и настоящее озарены светом, отражающимся от этой черной стены — будущего.

Она надолго задумалась, затем подняла глаза и с умоляющим видом сказала Лео:

— Очень тебя прошу: побудь эти несколько дней дома, можешь даже сходить на охоту. Я останусь с тобой, а командовать племенами в этой пустяковой стычке пошлю Холли и Ороса.

— Ни за что! — ответил Лео, дрожа от негодования; так возмутило его, человека храброго до безрассудства, предложение послать меня на войну, тогда как он будет прохлаждаться здесь в храме, к тому же, хотя в теории он осуждал кровопролитие, ему отнюдь не было чуждо упоение битвой. — Нет, Айша, я не останусь. Не останусь, — повторил он. — А если ты отправишься без меня, я последую за тобой и все равно приму участие в войне.

— Тогда поедем вместе, — сказала Она. — Пусть несчастье, если ему суждено случиться, падет на твою голову. Нет-нет, любимый, — на мою голову.

После этого, без каких бы то ни было видимых причин, Она вдруг развеселилась, как девочка, не переставая смеялась и рассказывала множество историй из далекого прошлого — ни одной печальной или трагической. До чего же это было странно — сидеть и слушать, как она рассказывает о людях, чьи имена донесло до нас время, но чаще — о неизвестных, но знакомых ей, которые ступали по земле две тысячи лет назад. Все ее забавные истории об их любви и ненависти, об их силе и слабостях были приправлены перцем едкой насмешки, изображали, к каким комическим последствиям могут приводить человеческие устремления и надежды.

Но в конце концов Айша перешла на более серьезную личную тему. Заговорила о своих поисках истины, о том, как в этих поисках она изучала — и отвергала одну за другой — все существовавшие тогда религии, о том, как она проповедовала в Иерусалиме и как ее забросали камнями несогласные с ней богословы. И еще о том, как она вернулась в Аравию, а аравитяне отвергли ее реформаторство и ей пришлось бежать в Египет, где при дворе тогдашнего фараона она встретилась со знаменитым магом, полушарлатаном-полупровидцем: у нее обнаружился дар, как мы сказали бы теперь, «ясновидения», а он так хорошо обучил ее своему искусству, что вскоре она его превзошла и заставила подчиниться ее воле.

Затем, как будто жалея о своей откровенности, Айша перевела разговор с Египта на пещеры Кора. Она поведала Лео о том, как он туда прибыл — странник по имени Калликрат, преследуемый дикарями и сопровождаемый принцессой Аменартой, которую Айша, по-видимому, знала и ненавидела еще в Египте, — и как она приняла их. Да, она даже упомянула, как они все втроем ужинали перед отправлением к Источнику жизни и о зловещем предсказании принцессы Аменарты об исходе их путешествия.

— Да, — сказала Айша, — была такая же тихая ночь, и ели мы такой же ужин, как и сейчас; Лео сидел рядом со мной, почти такой же, как и сейчас, только помоложе и без бороды. На твоем месте, Холли, была принцесса Аменарта, женщина очень красивая, даже красивее меня до омовения в Источнике, проницательная, хотя и менее ученая, чем я. Мы возненавидели друг друга с первого взгляда, а когда она увидела, как дорог ты мне стал, Лео, тогда ее возлюбленный, но не муж, ибо вы бежали слишком поспешно, чтобы успеть жениться, ее ненависть разгорелась еще пуще. И она тоже знала, что соперничество между нами началось еще за много веков и поколений до той встречи, но никому из нас не суждено причинить вред другой, так как обе мы любили тебя и были грешны в равной степени; этот грех лежал тяжким бременем на наших душах. «Я вижу, Калликрат, — сказала Аменарта, — как вино в твоем кубке превращается в кровь; алая кровь каплет и с твоего кинжала, дочь Яраба, — так она меня называла. — Это место, где мы находимся, — гробница, в ней спишь