– Надо. – Она называет сумму и лепит на конверт марку.

Он чувствует в душе пустоту. Все. Отрезано. Получит Зоя письмо или не получит, уже без разницы. Все, что следовало, он для Зои и Головешек сделал. Из здания почты выходит Иван Александрович Саранский. Он едет в свой дом.

Интересно, где Ольга? Там? Или все-таки ушла? Последний раз они разговаривали по телефону, она все на что-то намекала. А из-за чего они поссорились в то роковое утро? А, уже не важно. Пока он ехал в Горетовку, к матери, готовил гневную обличительную речь. Но все еще можно исправить, ведь Ольга тех слов так и не услышала.

У ворот его особняка стоит машина: огромный джип с тонированными стеклами. Алексей Ладошкин решил навестить жену хозяина в его отсутствие. Интересно послушать, о чем они говорят?

Свою машину он бросил на дороге, зашел в дом с черного хода: под ковриком возле двери всегда лежал запасной ключ. Ольга часто теряла ключи. Но в дом он вошел не сразу. Почему-то вспомнил события восемнадцатилетней давности, сцену в дровяном сарае и замялся на крыльце. Вошел на цыпочках, стараясь, чтобы дверь не скрипнула. В кухне прихватил нож и так же, на цыпочках, прокрался к гостиной.

Замер у двери, прислушался к их голосам. Быть может, он ждал, что Ольга окажется именно такой женщиной? Даже хотел этого? Она стала бы очередной жертвой. Рано или поздно это случилось бы. Но, может, она вовсе и не такая? Она его не использует, как все. И не изменяет при этом. Она его искала, ждала.

– Ну где он может быть, Леша, где?! Снова отключил мобильник!

– Я тоже в неведении. Появился в офисе, странный, чужой. Вроде он, а вроде и не он. Сказал: автокатастрофа. Он тебе не звонил?

– Звонил. Но все очень странно. О потерянной памяти говорил. Ничего, мол, не помню.

– А ты… Знаешь о лаборатории?

– Ха! Знаю ли я о лаборатории! Я только и слышу в последнее время: лаборатория, лаборатория! Он же помешался на своих экспериментах! Все твердит, что это Нобелевская премия!

– Может быть, он газу надышался? – предположил Леша Ладошкин. А парень не дурак.

– С какой стати?

– Эти изобретатели все, как один, чокнутые. Энтузиасты. Решил поставить эксперимент на себе. Взял да и…

– Хорошо бы! – вырывается у Ольги. Потом она спохватывается: – А что я с этого буду иметь? Сижу здесь как дура уже второй месяц. Одна. Все чего-то жду.

Мгновенная реакция Ладошкина:

– Ну уж одна! Оленька, милая, я же здесь, с тобой… – и добавил что-то совсем тихо. Потом Ольгин смешок:

– Но я хочу хоть что-то получить за те годы, что с ним прожила. Какую-то компенсацию. Я столько вложила в этот дом! Мебель, отделка…

– Не надо жадничать. Ты получишь свою компенсацию. Формула… Я имею в виду газ. Эксперименты Ивана. Это должно немало стоить. Если он и в самом деле потерял память… То все это по праву наше.

– И… сколько?

– Не знаю, милая. Но если ты мне доверишься… Я готов о тебе позаботиться.

Снова короткий Ольгин смешок:

– Так ты любишь меня, что ли?

– Милая, я готов взять на себя твои проблемы, а это гораздо ценнее.

– А… если он вдруг вернется?

– Иван давно уже нам не нужен. Ни мне, ни делу. Нужна только формула.

– Ты его убьешь, да?

– Не я.

– Ну понятно… «Вчера в своей машине в упор расстрелян из автоматов…» – и снова короткий Ольгин смешок. Почему он раньше не замечал, что у нее неприятный смех? – Во всяком случае, ты гораздо нормальнее. Меня достали эти его эксперименты. По горло сыта. Послушай, а ты-то женишься на мне? Если я отдам бумаги?

– А он почему официально не зарегистрировал ваши отношения?

– Не знаю. Все тянул. Приглядывался ко мне.

– А чего к тебе приглядываться? Тебя надо… – снова короткий смешок и сопение. Нет, причмокивания, хотя…

– Постой…

– Да чего там… Иди сюда…

– Не мни блузку. Дай сниму.

– Фу-ты, черт! Какой дурак все эти крючки придумал? Я про твой лифчик…

– Ай!

– Тише. Сладенькая моя…

– …милый… как хорошо!

Так же на цыпочках он попятился от двери в холл. Ну почему ему так не везет? Вернее, везет. На таких женщин. Всю жизнь убивать их, что ли? «Я старше тебя, урода, на…» Урода. Он никогда от этого не избавится. Что бы ни делал. Никогда.

Кажется, опять время для него исчезло. Очнулся, только услышав голоса в коридоре. Усмехнулся: эти двое, по крайней мере, еще живы. Значит, удалось. Все это время он сидел, скрючившись, в коридоре, прислонясь спиной к холодной стене. Нож валялся рядом, на полу. Ну и черт с ним! И с ножами все кончено.

– Еда в холодильнике есть? – Голос Ладошкина.

– Смеешься! Делать мне больше нечего! Я готовить не умею!

– Ох, Ольга! Ладно: сделаю я из тебя образцовую жену! Но это после. А пока поедем с тобой, лапочка, в кабак. Отметим помолвку.

– Слушай, может, мне сразу к тебе переехать?

– Погоди. Он должен рано или поздно объявиться. Кстати, а почему ты его не искала эти два месяца?

– Смеешься? Делать мне…

– Поехали, милая.

Отпустил их. Просто взял и отпустил. Когда хлопнула входная дверь и в замочной скважине повернулся ключ, подошел к окну, подождал, пока отъедет машина. Пусть едут. Убираются отсюда поскорее. Ему тоже пора. Лодка, на которой после убийства брата, будучи уже мертвым, он переправлялся в царство теней, достигла противоположного берега. Вспомнив об этом, он пошел в свое царство, в лабораторию. Для этого и пристроил к дому флигель. Замок на двери взломан. Ладошкин похозяйничал, не иначе. Или Ольга. Смекнули, за сколько можно продать его открытие. Ведь он почти закончил.

Хотя неправда. Не закончил. Память все-таки возвращается. Надо бы узнать, что стало с остальными людьми, которые принимали препарат, собрать информацию, проанализировать собственное состояние и работать, работать, работать… Он близок к цели сейчас как никогда…

…Вместо этого он принялся крушить лабораторию. Зазвенело стекло. Дольше всего он возился с компьютером, с жестким диском. Просто стереть информацию – этого мало. Умельцы есть, реанимируют. Надо так его повредить, чтобы больше никто, никогда, нигде… Остановиться он уже не мог. Бил стекло, ожесточенно ломал пополам дискеты, на которые копировал на всякий случай особенно важные записи, крушил аппаратуру. Не помнил, само загорелось или это он чиркнул зажигалкой. Знал, что газ – это опасно. И реактивы, с которыми он работал, легко воспламеняются. Мысль выбраться из горящей лаборатории мелькнула на мгновение, но он тут же от этого отказался. Куда? Кому он нужен, чтобы спасать свою жизнь? «Я старше тебя, урода…»