– Вторая тоже ведьма! Наверняка!

– Зло! Грязь! Казнить обеих!

Чтобы убить первую жертву, им надо было долго себя раскачивать. Теперь они были расторможены и готовы. Эгле рванулась вперед, выбирая слабые места в толпе, получая тычки, отскакивая назад. Первый камень ударил ее в спину. Эгле вскрикнула.

Взлетели в воздух новые камни. Уворачиваясь, прикрывая голову руками, Эгле успела уклониться от летящего в лицо булыжника, он прошел вскользь, оцарапав лоб. Еще один, тяжелый и острый, угодил ей по голени.

– Мы ничего вам не сделали! – закричала она, пытаясь понять, где Ивга. – Что вы творите, мы же ничего… Стойте, не надо!

Толпа заулюлюкала, радуясь ее отчаянию. Эгле присела, закрывая локтями голову…

Раздался выстрел, и сразу второй. Первая пуля прошла над головами толпы, вторая ударила в булыжник под ногами, и полетели осколки.

– На поражение, – сказала Ивга и в третий раз нажала на спусковой крючок.

Если бы они в этот момент кинулись на них все разом – ни у Ивги, ни у Эгле не осталось бы шансов. Но они были обывателями, а не солдатами, и никто не хотел себе пулю в живот. Ивга снова выстрелила – поверх голов убегающих, нашла глазами Эгле, и они вместе бросились к машине.

«Кузнечик» сорвался с места, пролетел мимо школы. Из-за поворота с ревом вылетел «Бык», деревенский внедорожник, и пустился в погоню, разбрасывая глину огромными рифлеными покрышками. Ивга передала Эгле руль, высунулась в окно и трижды выстрелила по скатам. «Кузнечик» вильнул и выбрался на трассу, и «Бык» за ним не последовал.

Они молчали очень долго. Радио свистело, шумело, взрывалось фрагментами музыки, тревожным бормотанием новостей.

Ивга все замедляла и замедляла ход. Ее глаза казались стеклянными. Эгле занервничала:

– Вам плохо?

Взвизгнув тормозами, машина остановилась у обочины.

– Я должна вам признаться, – глухо сказала Ивга. – Я вас обманула.

Эгле растерянно улыбнулась. Ивга ответила серьезным взглядом. Эгле похолодела.

– Невольно обманула, – продолжала Ивга. – Я сама ошибалась. Я, как часто говорил Клавдий, себя обманывала, подтасовывала результаты… Видела то, во что хотела верить.

– Вы просто очень устали, – пробормотала Эгле. – Но мы почти на месте, и мы добрались, и…

– «Скверна», – сказала Ивга и тяжело прикрыла глаза, – не технический сбой, не ошибка в обряде, как я думала. Скверна… суть мира, в котором мы живем. Он полон зла, и это зло – не ведьмы… Ведьмы лишь зеркало. Зеркало не врет. В нашем мире чистая инициация в принципе невозможна.

– Но вы же утверждали совсем другое!

– Я только что поняла, что написано на камне.

Слабой рукой она отогнула клапан над ветровым стеклом, вытащила черно-белую контрастную фотографию – стертая надпись на расколотой плите.

– Я билась много месяцев. Приезжала для этого в Ридну. Но именно сейчас наконец-то все сложилось… будто головоломка. Знаете, что тут написано?

– Не разобрать, – сказала Эгле.

– «Мир полон зла. Скверна вездесуща». Вот что это значит.

Ивга смотрела на фотографию, как на утвержденный смертный приговор. Слои снега, прелых листьев, камней лежали на склонах по краям дороги.

– Вы в шоке, – мягко сказала Эгле. – Даже если вы правы насчет этого текста… Ну и что? Надпись на единственном камне – на что это влияет? Что может изменить? Я понимаю, что вы чувствуете, но… Это выглядит как трусость. А вы очень смелая, Ивга. Мы не должны сейчас отступать, мы обязаны попробовать…

Ивга посмотрела ей в глаза:

– Вы просто станете еще одной действующей ведьмой. Это будет предательство по отношению к Мартину.

– Но иначе он умрет!

– Вы его не спасете, – сказала Ивга. – Это главное правило нашего мира. Спасти нельзя. Шансов нет. Пройдите по ведьминому кругу, и с вами случится все то же, что случается со всеми. Хотел ли Мартин для вас такой судьбы? Нет? А Клавдий? А если он найдет вас потом и спросит: «Эгле, что вы сделали с моим доверием?!»

Уверенность Ивги, ее спокойная уверенность в поражении действовала как медленный яд. Эгле будто воочию увидела подвал, факелы, свои руки в колодках и Клавдия по ту сторону стола: «И что вы сделали с моим доверием, Эгле?»

Ивга вертела в руках пистолет:

– Я была настолько глупой, что расстреляла весь магазин. Идиотка. А они уже догоняют, у них хорошие моторы и охотничьи ружья…

– Почему, зачем мы им нужны?!

– Им нужна я, Эгле. Моим… одноклассникам. Односельчанам. Там, скорее всего, и братья мои появятся. Новая Инквизиция как всеобщий принцип…

– Братья?!

– Вот видите, это очень долгая история. – Ивга улыбнулась. – Личная. Семейная. Я должна с ними объясниться, это, если хотите, моя миссия.

– Они вас убьют!

– Все нормально, Эгле. – Ивга коротко рассмеялась. – Я с ними разберусь, это же родственники. Я уведу их за собой… а вы спрячьтесь у дороги, в зарослях, но в горы не ходите ни в коем случае. Когда они уберутся, пройдите вдоль шоссе до развилки, там есть заправка, магазин, телефон…

– Ивга, нет, я вас не брошу!

– Пошла отсюда! – Ивга оскалилась. – Вон из моей машины!

Она толкнула Эгле прицельно и сильно, с неожиданной яростью. Эгле растерялась.

– Что не понятно?! – кричала Ивга. – Это моя машина, вон отсюда, сучка!

Эгле, потрясенная, позволила вышвырнуть себя на обочину. Прошло всего несколько секунд; Ивга тяжело дышала.

– Спрячьтесь, они не найдут. Сделайте это для меня, снимите груз с моей больной совести, пожалуйста, выживите, Эгле. Я вас прошу…

Взвизгнув покрышками, машина сорвалась с места. И почти сразу возник рев моторов позади – оттуда, где осталось селение Тышка.

* * *

Женщина стояла перед Мартином, грудь ее поднималась и опадала – грудь, которую он знал до мельчайшей родинки:

– Куда ты идешь? Разве ты не хочешь выжить? Разве тебе некого любить?

– С дороги, – сказал Мартин и шагнул вперед, держа нож наготове. Эгле протянула к нему руки:

– Это место любви. Ты несешь сюда ненависть. Остановись, брат, нам есть что тебе предложить!

– Я не торгуюсь.

– Умоляю, одну секунду. – Она опустилась на одно колено, преграждая ему путь. Смиренно склонила голову, потом посмотрела снизу вверх. Мартин остановился.

Эгле закусила губу – таким знакомым, таким трогательным жестом.

– Ведьмы могут не только отнять, но и подарить. Разве ты не хочешь вернуть, что потерял? Любовь твоей матери? Любовь твоей девушки?

Ее голос звучал бархатно, легкая хрипотца делала его объемнее, нежнее, убедительнее: