Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В то самое время, когда Иоко занималась организацией ареста Пола за провоз наркотиков в Японию, сама она дошла уже до последней стадии героиновой зависимости. Кожа ее приняла зеленоватый оттенок, щеки запали, речь стала невнятной, а руки и ноги пестрели синяками оттого, что она натыкалась на все подряд. Она могла по нескольку дней носить одну и ту же одежду и вообще перестала мыться. «Мама! От тебя воняет!» – восклицал Шон, когда подходил к матери, чтобы чмокнуть ее в щеку. «Когда это кончится?» – не переставал повторять Сэм Грин, которого все больше тревожило состояние Иоко. Стало ясно, что дальше так продолжаться не может. И тем не менее все оставалось по-прежнему вплоть до первой недели апреля, когда Йоко набралась смелости и посмотрела на себя трезвым взглядом.
Несмотря на уверенность Йоко в том, что Джон ничего не знал о ее зависимости, она сообразила, что пройти курс дезинтоксикации, не открывая своей тайны, невозможно. Поэтому первым делом ей надо было удалить Джона из дома. Когда Джон Грин отказался ей в этом помочь, Иоко сама заявила Джону, что он должен немедленно уехать в Колд Спринг Харбор, поскольку она якобы собирается принять посвящение в некое тайное сообщество, а этот ритуал требует, чтобы она осталась на какое-то время одна. 9 апреля Джон выехал из дома вместе с Фредом, Шоном, Хелен Симан и горничной по имени Уда-Сан.
На следующее утро Йоко, как обычно, встречалась с Китом Картером. Однако на этот раз вместо привычной церемонии с завариванием чая она перешла к делу. Иоко объяснила, что Кит должен этим же вечером вылететь в Лондон и раздобыть там морфина. «Раньше мы с Джоном поступали именно так», – объяснила она, открыв сумочку и начав вытаскивать оттуда стодолларовые банкноты. Она вывалила на стол целую кучу денег, велела Киту собрать их и дала ему несколько имен и адресов людей в Лондоне, которые могли помочь в этом деле.
Кит подумал над этим неожиданным и опасным заданием и задал вполне разумный вопрос: «Разве мы не можем купить морфин в Нью-Йорке?» Но Иоко не желала отвечать на подобные вопросы. Она вся была во власти своей навязчивой идеи, согласно которой именно эта покупка, сделанная в Лондоне, отделяла ее от полного освобождения. Так что она цыкнула на Кита, и он пулей выкатился из офиса.
Сэм Грин воспользовался отсутствием Кита, чтобы убедить Йоко проконсультироваться с врачом. 22 апреля он привел ее к доктору Роберту Фрейманну. Многие нью-йоркские музыканты пользовались услугами доктора Фрейманна. По утрам перед его кабинетом, располагавшимся сразу за Пятой авеню, собиралась толпа довольно грязных, болезненного вида молодых людей. Ровно в семь часов доктор подъезжал на своем сверкающем «мерседесе», вылезал из машины и приветствовал посетителей следующими словами: «Доброе утро, наркуши! Все за мной!»
Однако доктору Фрейманну не суждено было вылечить Иоко Оно. Не успели они с Сэмом занять свои места в приемном покое, как из кабинета врача выскочила медсестра и закричала: «У доктора сердечный приступ! По-моему, он умер!» Все пациенты мигом потянулись к двери. Сэм схватил Иоко за руку и выскользнул на улицу. Через неделю Грин привез в Дакоту молодого доктора по имени Родни Б. Райан, который согласился заняться Йоко у нее дома.
Молодая японка оказалась очень трудным пациентом. Она страшно боялась боли, наступавшей при ломке, не поддавалась дисциплине и искала всяческие предлоги, чтобы избежать лечения. В скором времени у нее начались обычные симптомы, от дрожи и судорог до ощущения того, что под кожей ползает стая пауков. Когда Иоко стала угрожать, что покончит с собой, Сэм перебраться в Дакоту и не покидал ее ни днем, ни ночью в течение следующих двух недель.
Курс дезинтоксикации оказывал на Йоко парадоксальное действие. Вместо того чтобы валяться в постели, она металась по Дакоте, произнося какие-то нечленораздельные звуки, в которых одна из служанок разобрала древнеяпонские слова. Ее требования становились все более странными. Однажды в одиннадцать часов вечера она отправила бедного Сэма в корейскую бакалейную лавку купить пять коробок петрушки – Иоко захотелось принять ванну с петрушкой по рецепту Джона Грина. Вообще-то Сэм ложился спать в ногах у кровати Иоко, как это делала верная Масако, но в последние дни спать ему вообще практически не приходилось, и он в конце концов не выдержал. В отчаянии он призвал на помощь доктора Райана, который провел с пациенткой пять часов подряд. «Будьте осторожнее, Сэм, – сказал доктор на прощанье. – Не забывайте, что на смену одной зависимости всегда приходит другая».
Поведение Джона Грина во время этого кризиса разительно отличалось от поведения его партнера. Главный советник Иоко отказаться с ней встречаться. Он объяснил это тем, что участие в личной жизни клиента может навредить деловым отношениям. На самом деле ничто не могло так навредить его отношениям с Иоко, как отказ прийти ей на помощь в трудную минуту. Что же касается Сэма Грина, то в знак благодарности он получил от Иоко чек на 100 тысяч долларов.
Как-то раз, когда самый тяжелый этап лечения был уже позади, Сэм Грин пригласил Иоко пообедать в один из самых шикарных ресторанов Ист-Сайда «Мортимерс», в котором после удачного шопинга на Медисон авеню собирались обычно сливки общества. Когда Иоко, опираясь на руку Сэма, нетвердым шагом вошла в ресторан, ее темные очки, вызывающий костюм и безошибочно узнаваемая грива черных волос произвели сенсацию.
Сэм пользовался в этой толпе определенной известностью, поэтому вдоль столиков сразу пронесся шумок о том, что между «этими двумя» явно что-то есть. Однако об этом происшествии скорее всего сразу бы и позабыли, если бы Иоко не устроила сцену. Углядев за соседним столиком Бьянку Джаггер, Иоко поднялась со своего места и, пошатываясь, приблизилась к смуглой красотке. «Между нами, женщинами, говоря, – выдала Иоко, – я прекрасно понимаю, что тебе приходится сейчас переживать». (Бьянка только что развелась с Миком.) Не успела Иоко вымолвить эти слова, как по переполненному залу ресторана прокатился вздох. Семейная пара рок-звезд!_ Развод! У нее другой мужчина! В мгновение ока Сэм и Иоко превратились в «интересный материал», опубликованный уже на следующий день в газете «Ньюс оф зе уорлд», которую ежедневно от корки до корки прочитывал Джон Леннон.
Как только Иоко освободилась от наркотиков, ее охватила депрессия. «Ты считаешь, что испортила себе жизнь, что брак обернулся неудачей, – взмолился Сэм, превратившийся в няньку. – Но есть кое-что, чем ты могла бы заняться. Ты же талантливая артистка – займись своим искусством!»
И Иоко бросилась писать песни. Одной из первых была композиция «Walking on Thin Ice»218, в которой содержался намек на самурайский меч, подаренный ею Сэму в знак благодарности за спасение. Затем, практически за одну неделю, Иоко написала большую часть песен, вошедших позднее в альбомы «Double Fantasy»219 и «Milk and Honey»220. Она могла позвонить Сэму в четыре утра и прочитать только что сочиненный текст, а затем потребовать, чтобы он пришел назавтра и помог ей его доработать. Сэм все еще не сознавал, сколько опасности таит в себе это сотрудничество.