Но в школе и без обещания приезда грозного ревизора знали, кто такой Василий. Тем не менее из его характеристики от 17 февраля 1939 года видно, что командование школы относилось к нему объективно: «Политически грамотен. Предан делу партии Ленина — Сталина и нашей родине. Живо интересуется и хорошо разбирается в вопросах международного и внутреннего положений. Хороший общественник, активно участвует в общественно-комсомольской организации звена. Самокритичный, несколько резковат в быту с курсантами. Вообще с курсантами уживчив и пользуется хорошим авторитетом.

Теоретическая успеваемость хорошая. Может учиться отлично, мало оценивает теоретическую учебу, особенно систематическое изучение предмета. Любит учить «залпом» — сразу, не усидчивый. Летным делом интересуется. Летать любит. Усвоение отличное, закрепление хорошее, недооценивает «мелочей» в технике пилотирования, вследствие чего допускает отклонения в полете, которые после серьезного, решительного замечания изживает и не допускает в последующих полетах.

Воинская дисциплина хорошая, имел ряд нарушений в начале обучения: опаздывание в Учебно-летное отделение, выход на полеты небритым, пререкание со старшиной группы, стремился оправдать их объективными причинами. В последнее время резко улучшилась дисциплина, откровенно признает и охотно изживает недостатки.

Общая оценка техники пилотирования ОТЛИЧНАЯ… Пилотаж любит и чувствует себя на нем хорошо. Осмотрительность в полете отличная. Пилотирует энергично, свободно. В полете инициативный, решительный. На контрольных полетах несколько волнуется.

На неудачи в полете реагирует болезненно, внутренняя досада на себя, особенно в элементах полета, которые уже делал хорошо.

Считаю, что курсант т. Сталин к самостоятельному вылету готов»344.

Артем Сергеев («Томик») вспоминает о сыне Сталина и говорит о принципиальных для поколения вещах: «Материально Василий был абсолютно бескорыстным. Всегда старался товарищам подарить что-то, хотя ему и самому эта вещь нужна. „За друга своя“ он готов был „живот положить“. Будучи школьником, много дрался со старшими после какого-нибудь спора или обиды, нанесенной слабому, но никогда с теми, кто был слабее его или меньше. Ему доставалось, его колотили крепко, но он никогда не жаловался и, уверен, считал позором пожаловаться. У Василия была по отношению к товарищам ласковость. Он был шалуном: придумывал, разыгрывал… Василий с детства любил животных. Из Германии лошадь раненую привез и выходил, собак даже приблудных держал. Хомяк был у него, кролик. Как-то я к нему пришел на дачу, он сидит рядом с грязным псом, гладит его, целует в носик, из своей тарелки дает есть. Заметив мой недоуменный взгляд, ответил на мое недоумение: „Не обманет, не изменит“.

Он всегда был щедр и бескорыстен. Больно читать статьи о его богатстве, о манто каких-то. Да не было у него ничего! Получка в армии 15-го числа, все к нему шли — стол накрыт для друзей. Дней через 10–15 к нему приходили со своим — у него уже шаром покати.

Был большой новатор. Создал замечательный узел связи, когда был командующим ВВС Московского округа. Штаб авиации тогда находился там же, где штаб округа, — на улице Осипенко. Василий перевел его на аэродром: центральный аэродром перестал действовать как центральный, и он туда перевел штаб. „А то там половина штаба не слышали мотора самолетного. Эти штабные, которые всю войну просидели на улице Осипенко, географию не знают, им надо ее поучить по дальним гарнизонам“. Отправил их служить по стране, а к себе брал летчиков — инвалидов летной работы. Ему говорили: мол, что это за штаб?! Он отвечал: „Пока они не все знают, но как воевать — знают, работают с полной отдачей и желанием“»345.

После отъезда Василия в авиашколу Сталин иногда испытывал горькие минуты одиночества. Его привязанность к детям была велика, особенно — к дочери. (Светлана Аллилуева: «Но его ласку, его любовь и нежность ко мне в детстве я никогда не забуду. Он мало с кем был так нежен, как со мной, — должно быть, когда-то он очень любил маму».)

Девочка взрослела, ей уже не хотелось писать ему шуточные приказы, на которые он охотно откликался, подписывая их так: «Секретаришка Сетанки-хозяйки бедняк И. Сталин». Он называл ее «моя воробушка».

Один случай из взаимоотношений «хозяйки» и «бедняка» передает горечь его одиночества: «Иногда летом он забирал меня к себе в Кунцево дня на три, после окончания занятий в школе. Ему хотелось, чтобы я побыла рядом. Но из этого ничего не получалось, так как приноровиться к его быту было невозможно: он завтракал часа в два дня, обедал часов в восемь вечера и поздно засиживался за столом ночью, — это было для меня непосильно, непривычно. Хорошо было только гулять вместе по лесу, по саду; он спрашивал у меня названия лесных цветов и трав, — я знала все эти премудрости от няни, — спрашивал, какая птица поет… Потом он усаживался где-нибудь в тени читать свои бумаги и газеты, и я ему уже была не нужна; я томилась, скучала и мечтала поскорее уехать к нам в Зубалово, где была масса привычных развлечений, куда можно было пригласить подруг. Отец чувствовал, что я скучаю возле него и обижался, а однажды рассорился со мной надолго, когда я спросила: „А можно мне теперь уехать?“ — „Езжай!“ — ответил он резко, а потом не разговаривал со мной долго и не звонил. И только когда по мудрому наущению няни я „попросила прощения“ — помирился со мной. „Уехала! Оставила меня, старика! Скучно ей!“ — ворчал он обиженно, но уже целовал и простил, так как без меня ему было еще скучнее»346.

Вскоре и дочка должна была улететь.

Вообще родственное окружение мало радовало его. 2 ноября 1938 года комиссар Автобронетанкового управления Наркомата обороны Павел Аллилуев, шурин Сталина, скоропостижно скончался на другой день после возвращения из отпуска. Причина смерти осталась неизвестной, родня подозревала, что он был отравлен собственной женой Евгенией. Павел был связующей фигурой между Сталиным и всей аллилуевской родней.

Одна из версий о кончине Павла Аллилуева: его устранили по приказу Берии. Версия имеет два объяснения. Первое, новый замнаркома расчищал пространство вокруг вождя. Второе, П. Аллилуев на заседании Главного военного совета летом 1938 года совместно с начальником Автобронетанкового управления РККА Ф. Г. Павловым поддержал в присутствии Сталина и Ворошилова выступление военкома Артиллерийского управления РККА Г. К. Савченко, объяснявшего низкую дисциплину и снижение порядка в армии непрекращающимися арестами всех категорий командного состава. Обе версии сомнительны.

Двадцатого ноября, через 18 дней после смерти Павла Аллилуева, был арестован Станислав Реденс, муж Анны, сестры Надежды Аллилуевой. Реденс занимал должность наркома внутренних дел Казахстана. Владимир Аллилуев, сын Реденса, рассказывает, что свояченица Сталина, Анна Сергеевна, встретилась с вождем, и он предложил разобраться во всем, пригласив Молотова, Сергея Яковлевича Аллилуева (тестя), саму Анну Сергеевну и Реденса. Сталин уважал тестя.

Но в последнюю минуту Сергей Яковлевич почему-то категорически отказался ехать к зятю.

Сын Реденса предполагал, что Сергея Яковлевича могла остановить «прямая и недвусмысленная угроза» Берии расправиться со всей его семьей.