Два года тому назад ко мне из Москвы приехал внук, пяти лет[736]. Несмотря на то что он совершенно ничего не знал о боге, я не замечал у него особо порочных наклонностей, если не считать того случая, когда он при помощи газетной бумаги с большим успехом забил наглухо водоотливную трубу умывальника. Чтобы доставить ему на Принкипо общество детей, пришлось послать его в детский сад, состоящий под руководством католических монахинь. Имея под своим наблюдением детей разных исповеданий, почтенные «сестры» с большой похвалой отзываются о морали моего ныне уже почти семилетнего атеиста.

Благодаря все тому же внуку я довольно близко ознакомился за последний год с русской детской литературой, как советской, так и эмигрантской. Пропаганда есть и здесь и там: белая книжка вращается вокруг принца в золотой одежде, красная предпочитает механика на тракторе. Неудачных книжек больше, чем удачных, как, впрочем, и в литературе для взрослых. Но советская книжка в общем несравненно активнее, свежее, жизнерадостнее. Маленький человечек, которого я близко наблюдаю, читает и слушает эти книжки с большим наслаждением. Нет, советская пропаганда не отнимает у детей радости!

4. «Стремится ли большевизм сознательно к разрушению семьи?»

5. «Опрокидывает ли большевизм все моральные нормы в области пола?»

6. «Верно ли, что полигамия и бигамия[737] ненаказуемы при советской системе?»

Если под семьей понимать принудительную связь, основанную на брачном договоре, церковном благословении, имущественных привилегиях и совместных паспортах, то большевизм основательно разрушил эту семейную полицейщину.

Если под семьей понимать произвол родителей над детьми и бесправие жены, состоящей на положении вьючного животного при домашнем очаге, то большевизм, к сожалению, далеко еще не до конца разрушил это наследие старого социального варварства.

Если под семьей понимать идеальную моногамию — не юридическую, а фактическую, — то большевики не могли разрушить того, что не существовало и не существует нигде в мире, если не считать счастливых исключений.

Решительно ни на чем не основаны утверждения, будто советское законодательство о браке дало толчок полигамии и полиандрии[738]. Статистики брачных отношений, действительных, а не только юридически оформленных, не существует и не может существовать, по самой сути дела, — если не считать, конечно, газетной статистики голливудских браков. Но и без цифровых колонок можно не сомневаться, что московские индексы брачных нарушений и потрясений немногим отличаются от соответственных индексов Нью-Йорка, Лондона или Парижа и — кто знает? — может быть, стоят ниже их.

Говоря о браке, семье и моногамии, нельзя обходить проституцию. Борьба с нею, притом напряженная и достаточно успешная, показывает, что Советы вовсе не склонны терпеть то беспорядочное смешение полов, которое наиболее гибельное и ядовитое выражение свое находит именно в проституции.

Длительный устойчивый брак, основанный на взаимной любви и сотрудничестве, — такова идеальная норма. В этом направлении идет воздействие школы, литературы, общественного мнения Советов. Освобожденный от полицейских, церковных, а затем и экономических оков союз мужчины и женщины проложит себе свои собственные пути, диктуемые физиологией, психологией и заботой о благополучии расы. Советский режим еще очень далек от разрешения проблемы брака, как и других основных проблем. Но он заложил серьезные предпосылки для их разрешения. Во всяком случае, проблема семьи перестала быть делом нерассуждающей традиции и слепой силы обстоятельств: она поставлена, как задача коллективного разума. Нужно полное презрение к умственным и нравственным качествам человека, чтобы не видеть в такой открытой постановке вопроса серьезный шаг вперед и вверх.

Каждый год рождается в Советском Союзе 5,5 миллиона младенцев. Перевес рождающихся над умирающими составляет свыше трех миллионов. Царская Россия не знала такого роста. Один уже этот факт исключает возможность говорить о нравственном разложении или о снижении жизненных сил населения страны.

7. «Верно ли, что кровосмешение не рассматривается как преступный акт?»

Должен признаться, что никогда не интересовался этим вопросом с точки зрения уголовной наказуемости и потому не мог бы ответить без справок насчет того, что говорит советское право о кровосмешении и говорит ли вообще что-нибудь. Думаю, однако, что вопрос в целом относится гораздо больше к области патологии, с одной стороны, воспитания — с другой, чем криминалистики. Кровосмешение понижает жизнеспособность и качества расы. Именно поэтому оно ощущается как нарушение нормы подавляющим большинством здоровых людей. Социализм имеет целью внести разум не только в экономические отношения, но по возможности и в биологические функции человека. Забота о расе должна составить одну из важнейших задач нового общества. Уже и сейчас советская школа делает многое, чтоб просветить детей относительно действительных интересов человеческого тела и человеческого духа. У меня, как, полагаю, и у авторов вопроса, нет никаких оснований думать, чтобы патологические случаи кровосмешения происходили в Советском Союзе чаще, чем в других странах. В то же время я склонен считать, что именно в этой области вмешательство суда способно причинить больше вреда, чем пользы. Сомневаюсь, напр[имер], что, если бы британская юстиция отправила в свое время Байрона на каторгу, человечество оказалось бы от этого в выигрыше…

8. «Верно ли, что развод можно получить по первому требованию?»

Разумеется, верно. Более уместен был бы другой вопрос: верно ли, что существуют еще страны, где нельзя получить развода по первому требованию одной из сторон?

9. «Верно ли, что Советы не питают уважения к целомудрию мужчины и женщины?»

Я думаю, что в этой области убавилось не «уважения», а лицемерия.

Можно ли сомневаться, например, в том, что спичечный король Ивар Крейгер[739], которого при жизни изображали угрюмым аскетом, не раз в качестве непримиримого врага Советского Союза бичевал безнравственность русских комсомольцев и комсомолок, которые для своих объятий не прибегают к благословению церкви? Если бы не финансовая авария, Крейгер сошел бы в могилу не только как праведник биржи, но и как столп морали. Теперь же печать сообщает любознательной публике, что число женщин, состоявших у Крейгера на содержании в разных частях света, превышало в несколько раз число труб его спичечных фабрик.