«Существует опасность, – писал Адольф Эйхман уже в середине июля 1941 года, – что этой зимой евреев нельзя будет прокормить. Всерьез обсуждается, не будет ли наиболее гуманным решением избавиться от неспособных к труду евреев какими-нибудь быстродействующими средствами»[1634]. Старики, больные, женщины, дети и прочие «неспособные к труду» были пущены в расход: именно они заняли первую строку в списке «х миллионов» людей, чьи смерти были тщательно просчитаны перед вторжением в Советский Союз.

Это положило начало цепи событий, беспрецедентно масштабных и ужасных. Человеческие существа словно скот доставлялись в загоны, где их можно было разделить на тех, кто пригоден для рабского труда, и тех, чьи жизни становились платой за выживание остальных: Южная Россия, Украина и степи на западе стали причиной геноцида. Неспособность земли рождать пшеницу в ожидаемых количествах стала прямой причиной холокоста.

В Париже, где полиция вела секретные списки иностранцев, причем не только евреев, с конца 1930-х годов процесс депортации был вопросом простого просмотра картотеки, доставшейся германским оккупантам, и последующей высылки нарядов для подготовки к отправке целых семей в лагеря на востоке, в основном в Польше[1635]. Регистрация евреев в других оккупированных странах, например в Нидерландах, как часть широкомасштабной программы официального нацистского антисемитизма также сделала процесс депортации ставших лишними людей удручающе легким[1636]. Нападение на Советский Союз, сопровождаемое мыслями о зоне избытка, теперь привело к мыслям об избытке населения и о том, как от него избавиться.

Когда надежды на плоды вторжения рухнули, нацистская элита пришла к выводу, что есть лишь одно решение проблем Германии. Словно гротескное отражение встречи, состоявшейся в Берлине 2 мая 1941 года, в Ванзее, зеленом пригороде Берлина, менее чем через восемь месяцев состоялась другая встреча. Обсуждение снова вращалось вокруг гибели неисчислимых миллионов. От названия, которое получили решения, достигнутые холодным утром 20 января 1942 года, пробирает мороз по коже. В глазах его создателей геноцид евреев был просто реакцией на проблему. Холокост стал «окончательным решением»[1637].

Вскоре в Москву из Лондона и Вашингтона отправились танки, самолеты, вооружение и продовольствие, сопротивление Германии начало усиливаться. Существовали сети, торговые пути и каналы связи, которые работали с античных времен в так называемом персидском коридоре, протянувшемся от портов Персидского залива – Абадана, Басры, Башира и других, в глубь страны до Тегерана через Арак и Кум и далее через Кавказ в Советский Союз. Были также открыты пути через русский Дальний Восток в Среднюю Азию[1638].

Старинные торговые связи России с Великобританией снова заработали, несмотря на сопутствующие трудности: арктические караваны, доставлявшие провизию и ресурсы в Мурманск и на север России, были достаточно рискованным занятием в XVIII и XIX веках. Водить суда в досягаемости подводного флота и тяжеловооруженных линкоров, типа «Тирпиц» и «Бисмарк», которые вели себя на побережье Норвегии как дома, требовало огромной стойкости и силы. Временами менее половины судов добиралось до места назначения и назад, а их команды не награждались за службу и храбрость целые десятилетия после окончания войны[1639].

Медленно, но верно положение менялось и германские войска выдавливались из центра мира. В какой-то момент казалось, что ставки Гитлера оправдались: еще не коронованный повелитель Европы, он почти овладел Средней Азией с севера и с юга, когда его войска достигли берегов Волги. Но один за другим призы ускользали по мере того, как германская армия безостановочно и жестоко изгонялась назад к Берлину.

Гитлер пришел в отчаяние, когда сообразил, что происходит. В качестве доказательства этого в закрытом британском докладе приводилась его речь 26 апреля 1942 года: несмотря на определенные успехи на Востоке, германский лидер выказывал явные признаки паранойи и фатализма, а также все более заметные симптомы того, что называется мессианским комплексом[1640]. С точки зрения психологии Гитлер был поразительно склонен к риску, можно было бы назвать его маниакальным игроком[1641]. А теперь удача стала оставлять его.

Положение дел начало меняться летом 1942 года. Роммель застрял в Эль-Аламейне, исполняя план Мухаммеда аль-Хусейни, который велел обитателям Каира приготовить списки адресов и мест работы еврейских граждан, чтобы их можно было собрать и уничтожить в газенвагенах, разработанных германским офицером-фанатиком, служившим поблизости[1642].

Вступление Соединенных Штатов в войну не сразу оказало влияние на ее ход. Шокированные нападением японцев на Перл-Харбор, американцы вооружались для войны на два фронта. В середине 1942 года победа в великой битве при Мидвее позволила США перейти в атаку на тихоокеанском театре. Множественные высадки войск в Северной Африке, на Сицилии и в Северной Италии в начале следующего года, а впоследствии и повсюду в Европе также обещали переломить ход войны[1643].