– Будь это не нога, а воздушный шарик, он бы со временем выпустил воздух…

– А что касается свободы, то ее каждый находит сам. Здесь, в каменоломне, я свободен.

– Ты закончил университет?

– Нет, ушел из колледжа.

– Иногда ты говоришь как образованный человек. И книг у тебя много.

– Люблю читать. Беру их в библиотеке. Но больше всего мне нравится работать руками. Мне, например, ничего не стоит починить замок на чемодане.

– Может, принести тебе книжку почитать?

В уголках губ появилась чуть заметная, словно занесенная ветром улыбка. Издевается она надо мной, что ли?

– Даже больной раком, которому точно известно, что он скоро умрет, хочет жить, пока не наступит смерть. Ведь жизнь – это и есть ожидание смерти.

– Может, я ошибаюсь, но ты не кажешься мне таким уж счастливым. Корабль и вправду хорош, но все-таки…

– Главное – жить.

– Чудной ты. Будто ждешь не дождешься войны.

– Ты слышала о коллективном самоубийстве китов?

– Слышала, но мало что знаю об этом.

– Киты очень умные. Но вдруг, точно потеряв разум, мчатся к берегу и всем стадом выбрасываются на отмель. И сколько ни пытаются вернуть их в море, ничего не получается. Наглотавшись воздуха, они погибают.

– Наверное, что-то их гонит?

– Китов могут напугать косатки или акулы. Но подобное наблюдается и в районах, где нет акул, а косатки, принадлежащие к отряду китов, тоже иногда совершают коллективное самоубийство. Ученые долго ломали голову над этой проблемой и в конце концов выдвинули интересную гипотезу. Не может ли быть, что киты бегут из воды, боясь утонуть?..

– Как же так, ведь киты всегда жили в море.

– Но они не рыбы. В давние времена они были млекопитающими, которые жили на земле и дышали легкими.

– Что же это, возврат к предкам?

– Странно, похоже на то, что происходит с муравьями: когда у них начинают зудеть ножки, они строят гнездо. И киты, утратив способность всплывать, задыхаются. Может быть, это какая-то инфекционная болезнь. Заболев ею, киты начинают бояться воды, это как бешенство.

– Может, с китами такое и случается, – пробормотала женщина, потирая шею. – По правде говоря, я больше всего боюсь рака. Он страшнее бомбы, которая взорвется неведомо когда.

– Ты начинаешь заболевать китовой болезнью, – попытался я возразить, но чувствовал себя неуверенно, как червяк, старающийся спрятаться в норе. Если женщина не вдохнет в меня силы, я не наберусь мужества отпраздновать отплытие.

– Я не могу без неба, – сказала она.

– В каком смысле?

– У меня есть заклинание, с которым я обращаюсь к природе. Когда я смотрю на небо, воздух кажется мне живым существом. А ветви деревьев напоминают кровеносные сосуды. Не только формой – углекислый газ они превращают в кислород, поглощают азот, осуществляют обмен веществ… Изменение направления ветра и атмосферного давления – движение мышц воздуха, корни травы и деревьев – руки и ноги. Обитающие на земле животные – кровяные тельца, вирусы, микробы…

– А люди?

– Паразиты, наверное.

– Нечто вроде раковой опухоли.

– Возможно. В последнее время воздух что-то не вполне здоров.

– Каковы же слова твоего заклинания?

– «Воздух-сан, ты живой, правда?»

– Прекрасно, но в ядерной войне воздух погибнет первым. Радиоактивная пыль, которая покроет весь земной шар, в течение нескольких месяцев превратит Землю в глыбу льда.

– И все-таки, когда я не вижу неба, мне очень плохо.

Нужно сделать все, чтобы женщина осталась со мной. Как-нибудь я все же выберусь из этого проклятого унитаза. Если бы я мог сделать хоть шаг, жизнь здесь была бы не такой уж плохой. Когда Тупой Кабан приковал меня цепью к этому же самому унитазу, из глаз у меня от позора и гнева хлынули слезы – как воздух из проколотой гвоздем шины. Сейчас я мечтал лишь о том, чтобы освободиться до того, как вернутся продавец насекомых и зазывала. Зачем радовать их своим унижением? Я собрал в кулак всю волю, сосредоточившись на том, чтобы выбраться. Колумбово яйцо – банальное решение, применимое и к яйцам, купленным на распродаже в супермаркете[22].

– Наверное, ты этого не сумеешь… Я имею в виду – отбить бетон вокруг трубы…

– А как?..

– Зубилом. Оно вместе с молотком лежит в ящике с инструментами под столом. От начала трубы до пола сантиметров тринадцать. А мою ногу втянуло на глубину сантиметров тридцать. Останется еще сантиметров семнадцать. Значит, если продолбить пол на двадцать сантиметров и пробить в трубе дыру, то удастся впустить в нее воздух, не повредив ногу. Эффект тот же, как если повернуть клапан внизу.

– Не сказала бы, что тот же.

– Почему?

– Унитазом-то после этого нельзя будет пользоваться.

– В ящике есть водостойкая замазка.

– Ничего не получится. Замазка не выдержит такого напора воды. Мы же должны будем спустить труп.

– Если ты не поможешь мне вытащить ногу, не удастся и труп спустить.

– Чем остаться без унитаза, лучше уж отрезать тебе ногу.

– Ты в своем уме? Я капитан, и это мой унитаз.

Губы ее растянулись в мимолетной улыбке. Наверное, она пошутила.

– Но если ждать, пока удастся вытащить ногу каким-нибудь естественным путем, труп завоняет. Противно, я так чувствительна к запахам.

– Когда они вернутся, я уверен, найдется сколько угодно способов. Установят, например, треногу, укрепят на ней блок и с помощью ворота вытащат меня…

– А суставы не вывихнут?

Неужели продавец насекомых и зазывала тоже будут против того, чтобы продырявить трубу? Если замазка не подойдет, можно прибегнуть к сварке. Нет, сварка тоже не годится. После того как моя нога, выполняющая сейчас роль пробки, будет вынута и вода по трубе устремится вниз, по принципу сообщающихся сосудов она снова заполнит трубу доверху, и из дыры хлынет неукротимый поток. Наверное, существуют специальные технические средства, позволяющие вести сварку в воде, но где достанешь необходимое для этого оборудование? Неужели никакого другого способа нет?

Напитавшиеся водой и вспухшие нервные волокна будто прорвали кожу и соприкоснулись с трубой. Я испытал острую боль, словно откусил лед испорченным зубом. Мое тело стало как дырявый мешок, из всех отверстий которого брызнула боль.

– Плохо дело, нога стала как чужая. Боль нестерпимая. Сейчас я закричу.

– Онемела?

– Нет, другое. Возьми меня за руку. Мне станет прохладнее. Дай дотронуться до тебя. Хоть до груди, хоть до зада.

Женщина даже не шелохнулась, оставшись с каменным лицом сидеть на нижней ступеньке лестницы. Из моего горла вырвался вопль, точно выдавили из тюбика зубную пасту. Я завыл, как обезьяна, ударяя себя руками по ляжкам, будто захлопал крыльями. Женщина заткнула уши. Дурак, я так и не