Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И всё. На этом вся ваша суета заканчивается. Ждете решения суда. При таких условиях суд первой инстанции, если даже не пойдет на прекращение дела, ограничится штрафом или условным сроком. В любом случае вы будете на свободе. Но штраф вам не нужен, поэтому обжалуйте приговор в следующую инстанцию и снова требуйте прекращения дела. И так — до Верховного суда.
Вообще-то, можно гарантировать, что уже следствие пойдет вам навстречу. А уж чтобы не добиться нереабилитирующего прекращения в суде — ну это из области невероятного.
Конечно, если вы будете вести себя адекватно. Если вы, зная, что наш российский суд выносит почти исключительно обвинительные приговоры, будете отстегивать адвокатам дикие деньги за то, что они следователю и судье будут компостировать мозги, доказывая вашу невиновность, а сами давать интервью о том, какие следователи и судьи сволочи, то получите звание жертвы режима гарантировано. Только оно вам это надо?
Большевики, разумеется, до 1917 года под следствием так себя не вели. Они и скамью подсудимых использовали для пропаганды своих взглядов, обличали с нее режим. Но ведь вы не в царской России, где была запрещена легальная коммунистическая деятельность, живете. Вам зачем для агитации нужна скамья подсудимых?
И разве признание вами факта, что вы виновны в совершении «политического» преступления по статье УК государства, того государства, с которым вы боретесь, вас как-то компрометирует?
Подать заявку на вступление в Движение: https://1957anti.ru/applying-membership
Коммунисту от тюрьмы зарекаться не стоит. Но и проситься в нее не нужно.
Черновые наброски к книгам
Троцкизм
Л. И. Брежнев. Биография партийной сволочи. (из черновика главы к «Троцкизму»)
25 января, 2019 https://p-balaev.livejournal.com/2019/01/25/
Я, вообще-то, не люблю провокации, участвовать в них, тем более, самому быть их зачинщиком. Юность, в которой я любил это, вместе с драчливостью прошли. Но когда я пишу об истории Советского государства мои книги получаются настолько провокационными, что часть читателей в них даже видит специфическую лексику. Странный феномен. На каждую книгу обязательно появляется отзыв читателя (все они — разные люди), со словами «неплохо, хоть автор и грешит специфической лексикой». При этом «специфических» слов в моих книгах нет ровно ни одного.
Наверно, специфическим будет считаться и слово «сволочь» в названии этой главы. Тем более, что оно приложено к имени дорогого Леонида Ильича Брежнева, любимца всех страдальцев ностальгией по временам позднего СССР. Тоже феномен. Но не странный. Это всего лишь воспоминания об ушедшей молодости, разбавленные склерозом, а у кое-кого и маразмом.
Когда этот Генеральный секретарь ЦК КПСС «после продолжительной» сыграл в ящик, я учился на втором курсе мединститута. В стране с 12-го по 15 ноября был объявлен траур. 15 ноября, в день похорон, в институте были отменены занятия. Ура! Праздник!. Институтские партийцы и комсомольские деятели ходили с сурово насупленными лицами из-за попыток изобразить на них горечь и печаль. Мы, балбесы — простые комсомольцы, воспользовались неожиданным выходным, наша общага на проспекте Красного Знамени, подогретая портвейном и «водкой из опилок», загудела и заплясала под магнитофонный рок-н-ролл. По комнатам побежали комиссии профкома и студсовета выявлять нарушителей «траура». Я праздновал «траур» в комнате моих друзей-шестикурсников Юрия Ивановича Минаева (феноменальный человек — его с первого курса, кажется, так и назвали. Не Юрой, а Юрием Ивановичем. Причем, он еще и балбесом тоже феноменальным был) и Вовки Лопарева. У них были кассеты с самым-пресамым новым и забойным роком. Вовка фарцевал дисками и кассетами. К ним в комнату студсовет старался не заглядывать. Там можно было в лицо сжатой в кулак ладошкой получить с большой долей вероятности. Активисты-комсомольцы чудесным образом у нас подбирались так, что они опасались за свои лица. Исключай потом драчуна из комсомола и выгоняй из института, а лицо у тебя в нескольких местах сломано!
Вот у тех, кто сегодня испытывает теплые чувства к Брежневу, была какая-то другая молодость в какой-то другой стране. К 1982 году советскому народу обрыдло видеть в телевизоре это тело, едва передвигающее ногами и с трудом, шамкающим ртом, выдавливающее из себя слова. Еще и его поцелуи с мужиками взасос. Маршальское звание. Четыре звезды Героя. Орден Победы. Мой дед потом сказал, что если бы Брежнев еще год прожил, то и генералиссимуса себе присвоил бы.
А страну захлестнул… Не дефицит, нет. Хотя и он был. Для тех, у кого не было блата. Страна утонула в этом — в блате. Теперь уже людям бывает сложно понять, что такое — «блатная должность». При всем том мерзостном, что есть в нашей нынешней жизни, брежневский период, когда стал всем править и распределять блат — был в этом аспекте отвратительным до омерзения. И это омерзение народ справедливо связывал с именем дорогого Леонида Ильича.
Но даже не это толкнуло меня назвать так главу о Брежневе. Есть в его биографии один факт, который я обнаружил совсем недавно, именно тогда, когда начал собирать биографические сведения о Генсеке. Этот факт не то, что перевернул мои представления о Леониде Ильиче, нет, я и раньше его коммунистом не считал, он явный мещанин, в худшем значении этого слова. Но после обнаружения одного его письма в моих глазах этот «коммунист» стал откровенной сволочью. Патентованной. И даже прежние мои взгляды, очень критические, на эту фигуру, стали гораздо критичнее.
Но не спешите. Дотерпите до конца главы. А начнем мы с середины биографии «коммуниста». С первой борозды на Целине, освоением которой он руководил…
* * *
За первые два года освоения Целины было распахано земли 31 млн. гектаров. Всего за шесть лет — 42 млн… Нужно вдуматься в эти цифры, чтобы понять масштабность проекта, который советскому народу представляли как величайшее достижение, фактически, как стало ясно уже в 60-е годы, страшный удар и по нашему сельскому хозяйству и по экономике страны в общем.
31 млн. гектар — это шестая часть, а 42 млн. — пятая часть всех пахотных земель