— Ужин, ваше сиятельство! — сообщила Матильда и, не обращая ни малейшего внимания на сидевшую у изголовья кровати Кристину, направилась прямиком к хозяину. — Дорада, ваша любимая, только сегодня выловили, — заискивающе продолжила она, пристраивая поднос на покрывало. — Знали бы, что вы нас своим присутствием почтите, озаботились бы более изысканными блюдами. А пока не взыщите…

Кристина, почти скрытая массивной Матильдиной фигурой, со всем достоинством поднялась на ноги и, точно так же не обращая на нее внимания, присела в быстром реверансе.

— Приятного аппетита! — старательно улыбнулась она, явно собираясь оставить Сантьяго одного, однако это совершенно не входило в его планы.

— Я хочу, чтобы ты отужинала со мной, — твердо проговорил он и протянул ей руку. — Матильда, распорядись, чтобы сеньоре Веларде принесли сюда ее порцию.

На мгновение в комнате повисла тишина. В глазах Кристины совершенно очевидно блеснуло озорство, но следом раздался кислый голос Матильды.

— А как же гость высокородный, ваше сиятельство? — напомнила она очевидную вещь, о которой Сантьяго умудрился забыть. — Вряд ли его величеству понравится ужинать в компании ваших слуг и собственных гвардейцев. Это хозяйское дело — родню вашу развлекать. Если только сказать, что ее сиятельство приболели…

— Не нужно, — решительно распорядилась Кристина, не желая одалживаться у экономки. — Я спущусь к столу и постараюсь скрасить его величеству простоту сегодняшнего ужина. А вы, Матильда, поможете мне прибрать столовую, как того требует этикет. Так что будьте добры, не задерживайгесь здесь!

И, улыбнувшись Сантьяго, она покинула его комнату.

Сантьяго чувствовал себя воришкой, тайком присваивающим то, что ему не принадлежало, но отвернуться и не пожирать Кристину взглядом не было никаких сил. Она третью ночь спала в его постели, а вот он напрочь забыл, что такое сон, потому что мысли и желания — одни шальнее других — одолевали с завидным постоянством, и лишь временная увечность не позволяла наделать глупостей, спалив все мосты и поставив на кон собственную жизнь. Да, Сантьяго наконец понял, что не хочет отпускать Кристину. Ни когда власть Керриллара официально закончится, ни когда она сама вспомнит о мужнином обещании и подаст королю прошение о расторжении брака. Сантьяго с трудом удерживал себя от вопроса, хранит ли еще Кристина ту бумагу и считает ли ее своей охранной грамотой или наконец доверилась непутевому мужу, который за одним своим долгом напрочь забыл о другом и теперь, скрывая стыд за маской невозмутимости, пытался хоть что-то исправить.

Модистка и ювелир появились в Нидо-эн-Рока на следующий же день после возвращения сюда Сантьяго, и он дал им полную свободу действий с единственным условием, чтобы сеньора Веларде была довольна результатом.

Сама Кристина отнеслась к его инициативе с величайшим смущением, пытаясь убедить Сантьяго, что не заслуживает подобного к себе внимания и никак не может принять столь дорогие подарки.

— Можешь считать это платой за поимку шпиона, — угрюмо заметил Сантьяго, крайне уязвленный тем, что она по-прежнему считает их брак лишь сговором и не допускает даже мысли о том, что он может стать настоящим. — А заодно припомнить мне предыдущие обиды. Кажется, именно таким образом мужья извиняются за совершенные оплошности?

Проще и действеннее, наверное, было упомянуть грядущий бал, на котором Кристина обещала ему танец, но Сантьяго не желал ограничиваться одним нарядом. Он вдруг понял, что безумно хочет увидеть жену во всем блеске и позволить ей почувствовать себя настоящей герцогиней. Чтобы все те, кто посмеивался когда-то над ее бедностью, захлебнулись теперь от зависти и, отвешивая герцогине Веларде один поклон за другим, добивались ее милости и почитали за честь любой знак ее внимания. Конечно, Кристинина гордость позволяла ей не чувствовать себя чересчур униженной из-за чужих колкостей, но Сантьяго намеревался подчистую выкосить даже мысли о них. Кристина больше не должна была испытывать горечи и неудобства из-за расточительства своих родителей. Даже если их браку оставалось жизни две с половиной недели, Сантьяго намеревался сделать все, чтобы Кристина о нем не жалела.

Он осторожно убрал с ее лба тонкую прядь волос, поймав себя на мысли о том, что отлично помнит их аромат. Нотки жасмина разбередили ноздри, рождая в груди уже почти привычное волнение. Интересно, что бы Кристина сказала, если бы узнала, что он уже больше часа смотрит на нее и ловит каждый ее вздох? Наверняка что-нибудь настолько дерзкое, что после сама смутилась бы и начала заглаживать вину, расточая Сантьяго комплименты, которые он по большей части не заслуживал, но которые всегда с превеликим удовольствием принимал от Кристины, поскольку без единого сомнения верил в ее искренность. Она действительно восхищалась им, и это восхищение заставило Сантьяго раскрыть собственную душу и впустить туда самую необыкновенную девушку из всех, что ему приходилось встречать. И Сантьяго был благодарен судьбе за то, что та позволила ему увидеть и разглядеть Кристину Даэрон Раяду. И теперь он хотел только одного: чтобы утро никогда не наступало и не отнимало у него Кристину на очередной суетливый день.

Возвращаясь в собственное поместье, Сантьяго даже подумать не мог, что станет в нем даже не гостем, а словно бы приблудышем, до которого никому не было дела. Дворня сбивалась с ног, стараясь выполнить любой королевский каприз, и Кристина не могла оставить Рейнардо ни на одну лишнюю минуту, играя роль идеальной хозяйки поместья. Сантьяго сам наградил ее этими обязанностями и не имел права вменять ей в вину собственное одиночество, но что поделать, если это самое одиночество изводило сильнее любой пытки, оставляя его на волю разгулявшейся фантазии, которую он не всегда был способен обуздать. И раз за разом возникающие перед мысленным взором картины, героями которых были Кристина и Рейнардо, не давали покоя. Уж слишком хорошо Сантьяго помнил, как относился к его жене венценосный кузен, едва не отказавшийся от короны ради будущего с Кристиной и отступивший лишь по закону чести: уводить чужих женщин всегда претило соларовской крови, и, будь их брак с Кристиной настоящим, Сантьяго не опасался бы конкуренции со стороны кузена.

Но если он прознает или догадается о том, что Кристина вышла замуж, чтобы спасти собственную жизнь, ничто не будет стоять на его пути в желании вернуть ее себе. Он освободился от прежней любовницы и вряд ли отказался бы завести новую — или завоевать ее сердце, — а Кристина вовсе не походила на счастливую молодую жену, не замечающую никого, кроме своего мужа. Сантьяго не мог дать ей такого счастья, пока был здоров, а сейчас, распластавшись на кровати и выгнув шею вопросительным знаком, не считал себя вправе задавать главный вопрос. Кристине и так достало унижений, чтобы добавлять к ним новое. Нет, не так уж и долго нужно было потерпеть до того момента, когда он сумеет опуститься перед Кристиной на одно колено, чтобы предложить ей себя в спутники жизни. А пока оставалось лишь осаживать себя, не позволяя собственным страхам снова обидеть Кристину, и радоваться тому, что каждый вечер она приходит в его комнату, ложится в его постель — и отдается его поцелуям, тем более долгим и страстным, чем ближе становился день, когда доктор Монкайо вернет Сантьяго ощущение полноценности.