Мощный толчок сбил Ильева с ног и сбросил бы с палубы, не удержишь он за канат. Весла поднялись над водой, таран с треском проломил корпус вражьей триремы. В следующий миг Кашилли уже был на ногах. Буквально одним движением он приставил к вражескому корпусу абордажную лестницу и с молотом в руке взлетел по ней наверх, на палубу триремы. Ильев слышал, как он громогласно предлагал мертвецам сбросить его вниз, если у них получится.

— Вперед! Наверх! Я хочу, чтобы мы сделали дело быстрее, чем они сообразят, что происходит.

Морская пехота и гребцы устремились к лестнице. Еще один приставной трап уперся в неприятельский борт. На капере осталось четверо гребцов, в задачу которых входило отвести судно назад, чтобы вытащить таран из пробитого им отверстия и открыть воде доступ в корпус, а также удерживать капер рядом с атакуемой триремой. Сам Ильев с топором в одной руке и кузнечным молотом в другой взбежал вслед за абордажной командой на палубу неприятеля.

Он увидел, как у противоположного борта Кашилли молотом нанес сокрушительный удар по лицу мертвого моряка. Тот, отброшенный назад, грохнулся на палубу, а окений, крутанув тяжеленную кувалду, словно тростинку, обрушил на упавшего еще один удар. Перебил ему хребет и заодно, судя по треску, едва не проломил палубный настил.

Группы атакующих устремились к носу и корме, отыскивая палубные люки. Ильев, обогнав поджигателей с фитилями и плотников с молотками и гвоздями, присоединился к тем, кто сражался с оружием в руках. Путь ему преградил моряк из Гестерна — хотя одежда его изорвалась в клочья, это можно было понять по уцелевшему знаку на груди. Его лицо, шею и руки, в которых он сжимал багор, покрывало множество мелких порезов, царапин или укусов.

Дождавшись, когда противник замахнется багром, Ильев бросился вперед и вмазал ему молотом в висок. Мертвец повалился вперед. Ильев подпрыгнул и упал коленями ему на спину, ощутив, как сломались под его весом вражьи ребра. Не удовлетворившись этим, он нанес врагу три быстрых удара топором по пояснице, и ноги мертвеца перестали дергаться.

Ильев откатился в сторону. Его люди уже добрались до кормового люка, открыли его, и вниз полетела фляга с зажигательной смесью и вставленным в нее горящим фитилем. Фляга разбилась, разбрызгивая по весельной палубе горящую жидкость, и снизу донесся пронзительный визг.

— Крысы! — закричал кто-то из команды.

— Дерьмо! — выругался Ильев, отскакивая назад, по направлению к каперу. — Люки задраить, забить гвоздями! Всем покинуть палубу! Это чумной корабль! Уходим, живее, живее!

Он бросился к борту и крикнул ждавшим наготове гребцам капера:

— Отойти от корабля! Он зачумлен! Отойти на пять ярдов и ждать нас!

Ильев обернулся на звук удара. Кашилли молотом прихлопнул на палубе крысу, превратив ее в лепешку.

— За борт! — приказал он. — За борт! Немедленно! Бросайте оружие, если мешает плыть! Капер справа по борту. Живо! Живо за борт!

Окении седьмого отряда метнулись к борту, перемахнули ограждение и с плеском попадали в воду. Часть крыс металась по палубе, гораздо больше погибало в пламени в трюмах, но не все. Спасаясь от огня, они потоком сыпались в море из весельных отверстий. А еще адмирал слышал дикие завывания людей. Мертвецов. Жуткие звуки, разрывающие сердце.

— Да примет вас Окетар! Да обретете вы покой на его груди!

Ильев бросился к корме и прыгнул за борт. И еле вынырнул — хотя и светило солнце, оно прогревало лишь тонкий слой у поверхности, ниже вода оставалась ледяной. Отплыв на десять гребков, он повернулся и засунул за пояс оружие — бросать его не хотелось, но плыть оно и вправду мешало. Весь седьмой отряд барахтался в море, стараясь держаться подальше от чумного корабля и от крыс.

Капер сначала отвернул в сторону от пылающей триремы, а потом направился туда, где над поверхностью виднелись руки и головы окениев. При этом на веслах осталось лишь двое гребцов — другие двое взяли луки и выпускали стрелу за стрелой по воде. Позади, на двух других вражеских триремах тоже разгоралось пламя, однако на палубе одной отряд окениев неосмотрительно ввязался в борьбу с крысами — видно было, как они наносят удары и топчут их сапогами. Ильеву оставалось лишь молиться, чтобы никого из них не укусили. И проклинать себя за глупость, за то, что он не догадался о такой возможности.

Всего три вражеских корабля. Держат курс прямо на Эсторр. Это не может быть флот вторжения. Вывод очевиден!

Потом он услышал позади голоса, обернулся и увидел приближавшийся «Окетар». Его тоже заметили, сбросили в воду спасательную сеть и выставили весла, чтобы за них можно было держаться. Ильев быстро подплыл к флагману, поднялся на палубу и, отмахнувшись от предложенного полотенца, поспешил на нос.

Поставленная задача была выполнена, но какой ценой? Три зараженных чумой корабля никогда не войдут в порт, но каждого из побывавших на них морских пехотинцев придется тщательно проверять и при наличии малейшей царапины или укуса отправлять в карантин. А в случае, если обнаружатся зараженные, их судьба определена. Ни один моряк не станет распространять заразу среди товарищей. Пояс с тяжелым грузом, вот кратчайший путь к груди Окетара, славного и на глубине, и на поверхности.

— Адмирал?

— Да, капитан.

Капитан присоединился к нему на носу, глядя за бушприт, туда, где капер подбирал с воды морских пехотинцев. У них на глазах Кашилли взобрался на борт, удовлетворенно ухая. Молот из руки он не выпустил.

— Тебе обязательно нужно это увидеть. Хотя, боюсь, известие тебя не обрадует.

Повернувшись, Ильев взял из рук капитана увеличитель.

— Держись от меня подальше, капитан. Я еще не проверен насчет укусов. Смотреть куда?

— Зюйд-зюйд-вест. На воду.

Ильев поднес увеличитель к глазам и посмотрел в указанном направлении. Долго искать не пришлось.

— О великий Окетар, спаси и сохрани нас! Паруса. Сотни парусов!

— Сигнальщикам — оповестить весь флот! Сообщить их местоположение, скорость и направление. Всем кораблям, общая тревога! На отдельные вражеские суда не отвлекаться. Мертвецы плывут в Эсторр!

859-й Божественный цикл, 5-й день от вершины генастро

Увидев пограничные укрепления на рубеже между Нератарном и Атреской, протянувшиеся от хребта Гау до озера Айр — могучие стены и форт, прозванные Драгоценной преградой, — генерал Даваров поежился. На то было много причин. Прежде всего нескончаемый поток беженцев, мимо которого генерал проезжал по дороге сюда. Он вливался в гудевший отчаянием лагерь, расположенный снаружи укреплений, в то время как находившиеся в нем пытались хоть как-то упорядочить проход. Даваров знал, что подойдут еще тысячи и тысячи.

Сказывалось и то, что донесения следопытов и разведчиков, которые он получал и читал по пути из Царибу, не поднимали настроения. Сила врага неуклонно возрастала. Разрозненные отряды не могли воспрепятствовать его безжалостному маршу. По пути следования цардиты рассылали разъезды в разные стороны, расправляясь с гарнизонами небольших городков, захватывая припасы, боевые машины и присоединяя к мертвецкой рати всех мужчин и женщин, попытавшихся преградить им путь с мечами или с вилами.