— Ты че? — удивился первый — и, как подкошенный, рухнул рядом.

Снайпер выбрался из-за баков, осмотрел пустой дворик. Никого.

Он быстро снял куртку, вывернул наизнанку. Теперь из пятнисто-серой она стала черной, с цветными шевронами на рукавах. Из кармана достал кепку, парик был пришит прямо к подкладке. Свои волосы всегда стриг коротко именно для таких приемов. Теперь на воротник куртки падали жесткие светлые локоны.

Через минуту, никем не замеченный, он вышел на оживленную улицу, ведущую к метро. В ярких пятнах света, бьющего из ларьков, топтались группки безликих горожан. Из ларьков на все лады неслись песни о тяжелой воровской доле.

Неизвестно, на какие рычаги надавил Куратор, но Белова ко всеобщему удивлению оставили в покое. Конечно, покой был временный и относительный. Начальство затаилось, ожидая повода для теперь уже последнего разбирательства. А чтобы служба не казалась медом, применили классическую экзекуцию — приказали подготовиться к проверке секретного делопроизводства. Третий день весь личный состав отдела, как школьники, оставленные после уроков, изощрялся в чистописании. Писанину ненавидели все, а составляла она больше половины трудозатрат опера.

Барышников, назначенный «классной дамой», со своего места обозревая тихо матерящихся оперов, склонившихся над грудами пухлых папок, время от времени изрекал максимы бывалого опера: «Сынки, это литератор не должен проживать дня без строчки. А опер живет так: сделал шаг — написал две справки, три докладные и одну аналитическую записку. Тем самым вы даете пищу для ума начальства и страхуетесь на все случаи жизни. Даже самый бестолковый шеф, увидев вашу писанину, поймет, что не может быть круглым дураком тот, кто накропал такой талмуд. И отношение к вам будет соответствующее. Короче, чем больше бумажек, тем чище задница. Так что пишите, сынки, не ленитесь». В ответ раздавался бурлацкий стон.

Белов, запершись в кабинете, перебирал содержимое сейфа. Знал — кого-кого, а его будут трясти в полный рост. «Набирать негатив», — как говорят кадровики.

Зазвонил телефон, Белов, чертыхнувшись, снял трубку.

Сразу же захотелось разбить ее о голову человека на другом конце провода. Арсений Яровой, судя по дикции, был близок к полному алкогольному отравлению.

Белов уже набрал в легкие побольше воздуха, готовясь послать так и туда, чтобы у Ярового навек отбило охоту звонить по этому номеру. Потом вспомнил, что так и не вербанул Арсения. С ненавистью посмотрел на пухлые папки. Или реальная работа — или имитация кипучей деятельности и бумагомарательство. Вывод напрашивался сам собой.

— Все ясно. Буду, — он посмотрел на часы. — Через пятнадцать минут.

* * *

Белов брезгливо поморщился, когда Яровой, пролив полстакана на грудь, влил в широко распахнутый рот водку.

— Блин, банкир хренов, а жрешь водку, как сапожник — проворчал Белов. — Тоска с тобой, Арсений. Как встреча, так ты в сиську пьяный!

— Ой, какие мы! — Яровой был на грани потери сознания. — А я и не банкир уже. Усе, лавочка сгорела.

— Это когда же вы успели? — насторожился Белов.

— Игорек, аккурат в пятницу накрылись медным тазом. Всплыло только сегодня. Начальство мылит веревку, кто поумнее — чемоданы пакует. Председатель уже сегодня получил первое китайское предупреждение. Кто-то лупанул жаканом в его распоследней модели «мерса». Горим, бля, синим пламенем!

— Как же вас так угораздило? — Белов поковырял вилкой в тарелке, обвел глазами ставшую привычной обстановку. Мысленно попрощался с явкой. Если Яровой слетит с должности, халяве конец.

— Элементарно. В пятницу заявились в конце дня пиджаки, сунули в нос мышонку из депозитария бумагу с печатью и выгребли векселей на пол-лимона. Доверенность оказалась липой. Короче, банк просел на энное количество миллионов баксов.

— Почему? — удивился Белов.

— Да потому, блин, что фирма «Рус-Ин», чью доверенность слепили, опротестовала все! А банк теперь обязан покрыть издержки. Причем тихо. О таком на всех углах не базарят.

— А как же вы все за субботу вычислили, день же нерабочий? — В Белове против воли проснулось профессиональное чутье.

— А у нас главбух чокнутая. Днюет и ночует на работе. В пятницу у нее что-то не сошлось. Приперлась в субботу с утра. Запросила из компьютера данные по операциям за неделю. Ну и намылила выдачу векселей в депозитарии. А они, между прочим, были в доверительном пользовании банка. Позвонила домой начальнику депозитарного отдела, а тот — ни ухом, ни рылом.

— Что ты тут водку жрешь? Иди, рой землю, тебе за это бабки платят.

— Нашел дурака! Векселя в тот же день перепродали. Кто-то не кисло наварился.

— Потряси банковских мышей. Должны же быть концы?

— Без меня потрясли. — Яровой шмыгнул носом. — Мышонка из депозитария завтра хоронить будем. Это он, дурачина, выдачу завизировал. Щегол еще, третий курс института.

— Ясно. Рубят концы. — Белов не удержался и потянулся к бутылке. — Кого подозреваешь? — мимоходом спросил он. Яровой западни не почувствовал.

— Меньше всего этого мальчишку. — Яровой растер по красному лицу липкую испарину. — Может, и был в доле, да делиться даже грошами не захотели. Скорее всего, на него просто перевели стрелки. Тут работал эксперт, а прикрытие обеспечивал какой-то крупный чин. Наиболее вероятно, начальник депозитарного отдела. Тот еще жук. По моим данным, имеет прямые выходы на армянскую группировку.

— А тебя никто не подозревает? — влепил заранее подготовленный вопрос Белов.

— Не понял? — Яровой заметно вздрогнул, краска в миг слетела с его лица.

— Что, разом взбледнулось, Арсений? — усмехнулся Белов. — Так уж сложно допереть, да? — Он пальцем, как крючком, зацепил воротник рубашки Ярового; рванул; когда тот ткнулся головой ему в плечо, Белов до хруста сжал липкую шею Ярового. — Тихо, мент! — прошептал он в самое ухо. — К тебе приходили от того питерского мужика?

— Да, — просипел Яровой.

— И ты им помог закадрить мальчика из депозитария?

— Нет! Без меня обошлось, клянусь, без меня!!

Белов оттолкнул его от себя, вытер о пиджак испачканные в испарине руки.

— Ты им, сучара, в Питере подписку о сотрудничестве дал. Я не спросил, а ты промолчал. Надеялся, что Белов лопухнется. Я с таких, как ты, при Андропыче, светлая ему память, погоны с мясом срывал.

— Вспомнил! — сплюнул Яровой. Белов прищурился, но промолчал. Достал из кармана листок, положил перед Яровым.

— Что это? — насторожился тот.

— Меня жаба задавила, Арсений. Кому ни попадя подписки даешь, а я тебя уже сколько терплю — и все даром. Ставь закорючку, не тяни.