всей пастью на ложку, и нам подмигивал, и языком цокал, – оу, вкуснотища какая, только мало ему достаётся, жадничает, мол, кореш, себе ложку полнее набирает.

Димка что-то сказал ихнему кепу. Тот слушал его, наклонив голову, потом ответил – длинно-длинно. Димка уже с середины стал отмахиваться – не понял.

– Такой английский я первый раз слышу.

Шурка сообразил:

– «Маркони» надо позвать. Он с ихним «маркони» как-нибудь договорятся.

Побежали за «маркони». А мы пока глядели на них и лыбились. Что ещё прикажете делать?

«Маркони» пришёл – уже заранее красный. А как его вытолкнули к шотландцам, он совсем вспотел, как мышь.

– Кто у них радист? – спросил. – Ху из «маркони»?

Радист у них этот маленький оказался, раненый.

– А! – сказал «маркони». – Так это ты мне, подлец, радиограммку отбил: «Иван, селёдки нет, собирай комсомольское собрание»?

Тот закивал радостно, попробовал даже отбить рукой на столе. И тут они оба затараторили. На таком английском, что Димка только плечьми пожимал. У того какой-то там шотландский акцент, а у нашего вообще никакого акцента, он прямо так и молол, как пишется: «оур», «тиме», «саве».

Кеп-шотландец что-то спросил у своего «маркони», тот «перевёл» нашему.

– Чо он там? – спросил Шурка.

– Спрашивают, что у нас тут происходит. Он так понял, что мы сами терпим бедствие.

– Глупости, – сказал Шурка. – Ты ему ответь: мы этого терпеть не можем.

– А «SOS» тогда кто давал?

– Другой там какой-то «со́сил», не из нашего даже отряда. А мы это… тренируемся в спасательных работах.

– Они что, дураки? – спросил «маркони». – Они ж воду видели в шахте.

– Ну, правильно, – сказал Шурка. – Налили через кингстон. Теперь откачиваем. А как ещё тренироваться?

– Всё им знать обязательно? – спросил Васька. – И так они страху натерпелись.

Шотландцы слушали, даже есть перестали. «Маркони» им перевёл, как мы просили. Они переглянулись между собой, и кеп что-то спросил, улыбаясь. Долго что-то говорил, а «маркони» ихний втолковывал нашему.

– Спрашивает, почему не взяли на буксир. Если всё у нас так хорошо. Так вроде? Ну да, могли бы, говорит, потренироваться в буксирной практике в штормовых условиях. Я вам говорю, врать не стоит, всё понимают, черти.

– Скажи ему, – попросил Шурка, – у нас по программе воду откачивать. И леерное сообщение. А буксировка – это в следующее занятие.

«Маркони» им сказал. Кеп ихний послушал, покивал, потом встал, потянулся через стол и пожал ему руку.

– Как сказать? Ви – моряки!

«Маркони» совсем от смущения взмок.

– Да ну их к бесу. И в рубку мне пора.

Другие тоже вскочили, потянулись к нам. Мне этот пожал, длинный, которому я конец бросал. Он, оказывается, совсем юный был парнишка, с пушком на губе – наверно, и не брился ещё ни разу. Всё-таки запомнил он меня, разглядел под прожектором – изображал теперь наглядно, как оно всё было.

Старпом явился – с приглашением от нашего кепа шотландскому: расположиться в его каюте. Сам он, к сожалению, прийти не может: занят на мостике. Шотландец поблагодарил и отказался.

– Я, – говорит, – очень уважаю вашего капитана и благодарю за оказанное нам спасение, но я знаю, какая у него тесная каюта. Кроме того, мне очень интересно пообщаться с экипажем.

Вот так. И всех как током ударило, когда включилась трансляция. Мы как-то съёжились и притихли. Шотландцы – тоже. Ну, для них-то уже никакой тайны не было.

Жора-штурман пробасил в динамике:

– «Маркони» – в рубку. «Маркони» – в рубку.

«Маркони» заизвинялся перед шотландцами, приложил руку к сердцу:

– Ай эм сори, джаб[72].

Шотландцы опять вскакивали, пожимали ему руку, улыбались – всё понятно, джаб.

Я вышел за ним, спросил:

– С базой говорить?

– Определяться, наверно. По радиомаякам. Что ты, Сеня, какая база нам теперь поможет! Мы, уж, наверно, в миле от Фарер.

– Куда же теперь?

Он пошёл вверх по трапу.

– Ох, Сеня, спроси чего полегче. Осталось нам только на скалу выброситься. – И побежал.

Через наружную дверь ввалились боцман с Аликом – тащили нагрудники. Как я понял, они их из шлюпки приволокли – для шотландцев.

Опять включилась трансляция, и Жора-штурман сказал:

– Команде – приготовиться! По местам стоять!

К чему приготовиться? И где теперь наши места? Никто ничего не спросил. Но все пошли из салона. Все, кроме шотландцев и кандея.

4

И раз навсегда я скажу тебе, юноша, и ты можешь мне поверить, что лучше плавать с хорошим угрюмым капитаном, чем с капитаном шутливым и плохим.

Герман Мелвилл. Моби Дик

Рассвет ещё не брезжил – хотя до него, наверно, рукой уже было подать, – и оба прожектора зажглись, посветили вперёд. Вокруг была чернота, из неё сыпался снег, а брызги сверкали в луче.

Над палубой раскатилось из динамиков:

– Всем покинуть носовые кубрики! Боцману – проверить!

Но мы-то все были здесь, друг перед другом, в кубриках никого не осталось, только шмотки наши. И все как раз и кинулись за ними. Каждому что-нибудь хотелось же взять.

Мне-то ничего не хотелось,