— Софи, — спросила она мягко, — как ты думаешь, это смерть?

Софи дремала, прислонившись к плечу Элис.

— А? — спросила она.

— Не думаешь ли ты, что на самом деле это смерть.

— Не знаю. — Софи заметила, что Элис дрожит. — Вряд ли. Но не знаю.

— Я тоже думаю, что вряд ли. Софи молчала.

— Но если это и так, — продолжала Элис, — то это не то… о чем я думала.

— Ты имеешь в виду смерть? Или то место?

— И то и другое. — Элис плотнее закутала себя и сестру в вязаный плед. — Смоки как-то мне рассказывал об одном месте в Индии или Китае, где в старину существовал обычай: когда кого-то приговаривали к смерти, ему давали лекарство вроде снотворного, но на самом деле это был яд, только медленного действия. Вначале человек погружается в сон, глубокий-преглубокий, и видит очень яркие сны. Он спит долго-долго, забывает даже, что спит. Спит день за днем. Ему снится, будто он путешествует или что-нибудь вроде того. А потом, через некоторое время (яд такой мягкий и сон такой крепкий, что приговоренный сам не замечает когда), он умирает. Но не знает об этом. Может, сон меняется, но приговоренный не знает даже, что это сон. Он просто идет вперед. Думает, это другая страна.

— Просто мороз по коже, — отозвалась Софи.

— Судя по словам Смоки, ему эта история не кажется страшной.

— Не может быть.

— Он говорил, если яд убивал без промаха, то откуда тогда известно, как он действовал?

— А.

— Я подумала, что, может, этот случай похож на тот.

— Ох, Элис, как страшно. Нет.

Но Элис не имела в виду ничего страшного; сделать из смерти страну, если уж ты приговорен, представлялось ей не столь уж жутким исходом. В этом заключалось замеченное ею сходство, ибо она улавливала то, чего не видели остальные, а Софи видела смутно и запоздало: место, куда их пригласили, было вовсе не местом. По мере собственного роста вширь, она все яснее понимала, что не существует места, отличного от тех, кто в нем живет: чем их меньше, тем меньше их страна. И если в эту страну прибудут сейчас переселенцы, то каждый из них сам создаст то место, куда направляется, выстроит его из самого себя. Именно это ей, новоприбывшей, предстоит делать: из собственной смерти — или того, что сейчас казалось смертью, — сотворить землю, куда устремятся остальные. Ей придется принять такие размеры, чтобы вместить в себя целый мир, или целый огромный мир должен будет ужать себя так, чтобы уместиться в ее груди.

Смоки, конечно же, в это тоже не поверит. Во всяком случае, ему будет трудно поверить. Элис подумалось, что ему всегда было нелегко иметь дело с этой тайной. Он набрался терпения, научился с ней уживаться, но ему всегда было и будет нелегко. Пойдет ли он? Больше всего ей хотелось быть в этом уверенной. Сможет ли он? Элис была уверена во многих вещах, но тут сомневалась. Уже давно она поняла, что та же черта, которая в свое время привлекла к ней Смоки, может его впоследствии оттолкнуть, а именно ее место в этой Повести. И такое положение оставалось в силе: Элис и сейчас чувствовала, что их связывает длинная непрочная веревочка, которая может оборваться, если за нее потянешь, или выскользнуть из ее пальцев или пальцев Смоки. И теперь она хотела расстаться не прощаясь, чтобы расставание не сделалось вечным.

Смоки, думала она; смерть. Долгое время она не думала ни о чем другом, только желала, не облекая свое желание в слова, чтобы исход был не такой, каким должен быть, не тот, какой единственно возможен и какой бывал всегда.

— Тебе придется за ним присматривать, Софи, — шептала Элис. — Сделай так, чтобы он пришел. Ты должна.

Но Софи опять уснула, натянув плед до самого подбородка. Элис огляделась, как после сна. В окнах заголубело. Ночь была на исходе. Как человек, очнувшийся от боли, Элис собирала вокруг себя мир, рассвет и свое будущее. Потом, осторожно отстранившись от спящей сестры, встала. Софи приснилось, что Элис встает, и она пробормотала сквозь сон: «Я готова. Иду», добавив к этому что-то неразборчивое. Софи вздохнула, и Элис подоткнула вокруг нее плед.

Сверху вновь раздались шаги, направлявшиеся вниз. Элис поцеловала сестру в лоб и задула тусклую лампу. Едва ее желтое пламя потухло, комната заполнилась рассветом. Час был более поздний, чем думала Элис. Она вышла в холл: на верхнюю лестничную площадку примчался сломя голову Смоки.

— Элис! — прокричал он.

— Тс-с! Ты всех перебудишь.

— Элис, она работает. — Смоки схватился за стойку перил, словно боялся упасть. — Она работает, поднимись и посмотри.

— Да что ты?

— Элис, Элис, посмотри сама. Я все починил. Модель в порядке, крутится вовсю. Послушай! — Он указал вверх. Еле различимое среди утреннего кваканья жаб и голосов первых птиц, издалека доносилось мерное металлическое клацанье, похожее на тиканье гигантских часов, заключавших в себе этот дом.

— Все в порядке? — спросила Элис.

— Все в порядке, нам не придется уезжать! — Он вновь умолк, восторженно прислушиваясь. — Дом не развалится на части. В нем будет свет и тепло. Нам не нужно искать себе пристанище!

Элис не поднималась, а смотрела вверх от подножия лестницы.

— Правда, здорово? — спросил Смоки.

— Здорово.

— Иди, посмотришь. — Смоки повернулся к лестнице.

— Ладно. Пойду. Погоди минутку.

— Быстрей. — Смоки припустил по лестнице.

— Смоки, не беги.

Элис прислушалась к его удалявшимся шагам. Подошла к зеркалу в холле, сняла с крючка свой тяжелый плащ и накинула на плечи. Мельком оглядела фигуру в зеркале, выглядевшую старой в утреннем свете, направилась к парадной двери с овальным окошечком и открыла ее.

Перед ней распространялось во всех направлениях грандиозное утро, холодным ветром проникало за ее спиной в дом. Элис долго стояла в дверном проеме и думала: всего один шаг. Один шаг, который покажется шагом прочь отсюда, но таким не будет. Шаг в радугу, шаг, который она давно уже сделала и не могла переделать, и каждый новый шаг ведет только вперед. Она шагнула. Окруженная клочьями тумана, вышла на лужайку, где навстречу ей кинулась с восторженным лаем маленькая собачонка.

Itur in antiquar silvam, stabula alta ferrarum.

«Энеида», книга VI

Тевкры торопятся в лес, приют зверей стародавний.

Вергилий, Энеида, книга VI

Пока Дейли Элис думала, а Софи сперва бодрствовала, а потом спала, пока Ариэл Хоксквилл летела по туманным деревенским дорогам, чтобы встретить поезд на северной станции, Оберон и Джордж Маус, подсев вплотную к костерку, гадали, куда Фред Сэвидж их завел, и никак не могли припомнить, как они в это место попали.

Бури различий