от него, и черными завихрениями татуировок на голой груди, он выглядел как монстр прямо из ада, пришедший уничтожить меня.

Его кулак вырвался прежде, чем я успел сделать хоть что-то, чтобы остановить его, и он ударил меня в нос с такой силой, что мне даже не нужно было слышать тошнотворный хруст, чтобы понять, что он сломан.

Я упал назад с криком боли, тяжело приземлившись на булыжники за мгновение до того, как он снова оказался на мне.

Я попытался поднять руки, чтобы защитить себя, но обнаружил, что они уже связаны толстыми лианами, сдерживающими мою магию. Мои ноги тоже были связаны, и со вспышкой ужаса я осознал, что ему удалось обездвижить меня, связав своей магией. Ярость в нем вырвалась наружу, и он направил ее на меня.

Кулак Габриэля ударил меня в лицо, и он зарычал от ярости, его ярость кровоточила сильнее, чем раны, которые он наносил мне, боль раскалывала мое тело, и все, что я мог делать, это жалко извиваться под ним.

Он бил, бил и бил, пока кровь не хлынула мне в глаза, на язык и на кожу, и его ярость была заклеймена на мне в физическом шоу, которого, как я надеялся, было достаточно, чтобы удовлетворить его гордость. Потому что я не мог вернуть его деньги, да и не хотел пытаться. Для него эта сумма была ничем, но для Эллы это была вся жизнь. Это была свобода, надежда, мечты и выбор, и я с радостью принял бы это наказание тысячу раз, только чтобы дать ей шанс на это.

Руки Габриэля сомкнулись вокруг моего горла, и моя голова раскалывалась, пока я боролся за сознание. Я не мог потерять сознание. Я должен был завершить свой план и сбежать из этого места. Я должен был найти место, куда мы с сестрой могли бы убежать, и сделать так, чтобы она никогда не оказалась в такой ситуации. Возможно, у фейри принято бороться за все, что у тебя есть в жизни, но в Алестрии самые большие, самые плохие фейри, казалось, получали особое удовольствие от того, что втаптывали в грязь своими каблуками тех, кто был ниже их.

Габриэль Нокс доказывал это прямо сейчас, глядя на меня, его лицо было залито моей кровью, а глаза пылали яростью демона. Такие люди, как он, всегда будут видеть в нас меньших, чем они. Расходный материал, пригодный для использования, одноразовый. И я не собирался позволить своей сестре застрять здесь, в городе, полном таких людей. За пределами этого места нас ждал целый мир.

Хватка Габриэля усилилась, пока что-то не ткнулось мне в шею, и я изо всех сил тянулся к нему своими неуклюжими пальцами, которые зацепились за лианы, когда он перекрыл мне доступ воздуха, и пьянящее забвение смерти подкралось достаточно близко, чтобы шептать мне на ухо темные обещания.

Страх скользнул под мою кожу, реальный и отчаянный, когда я понял, что он не отпустит меня. Это было не похоже на те бои, в которых я участвовал в Элементальном классе. Не было никого, кто мог бы отозвать его. Некому его обуздать. И у меня появилось ужасающее чувство, что он действительно хочет моей смерти.

С последним рыком ярости Габриэль оттолкнулся от меня, и я судорожно втянул воздух, все больше и больше, так как мои больные легкие заставляли меня задыхаться и бороться за него.

Он не позволил мне подняться, лианы, привязывающие меня к месту, натянулись, а не ослабли, когда он стоял надо мной и усмехался, словно наполовину хотел закончить начатое.

— Фейри вроде тебя — вот что не так с этим миром, — прорычал Габриэль, приседая рядом со мной так, что я оказался в ловушке ужаса от его взгляда. — Вы как чума для этого королевства, всегда пытаетесь взять то, чего не заслужили, ищете опору, потому что вы недостаточно сильны, чтобы бороться за то, чего хотите, и требовать этого, как настоящий фейри. Но мы с тобой оба знаем правду. Вот это и есть правда.

— Какая правда? — прохрипел я сквозь ослепляющую боль в моем разбитом теле. Крови было так много, что я захлебывался ею, завалившись на спину так, что даже не мог нормально откашляться. Если бы я потерял сознание, то, вероятно, утонул бы в собственной крови, и мой план стал бы гораздо менее фальшивым.

В небе над головой Габриэля пронеслись метеориты, и мой взгляд переместился на них. Такие свободные, такие красивые, не заботящиеся ни об этом, ни о чем другом, что может происходить внизу, на жестокой и бессердечной планете.

— Правда, — шипел Габриэль, наклоняясь ко мне еще ближе, так что я мог видеть только его, и мое представление об этой прекрасной свободе улетучилось, как и мои надежды и мечты, если бы я остался жить в этом месте. — Это то, что ты сейчас находишься именно там, где тебе место. Так что в следующий раз, когда ты подумаешь о том, чтобы попытаться украсть что-то у кого-то выше тебя, вспомни об этом, лежащем в сточной канаве вместе с остальным никчемным дерьмом. Ты должен подумать о том, каково это — быть разбитым, истекать кровью, беспомощным и находиться в моей гребаной власти. И ты должен знать, что я оставил тебя в живых, потому что ты ничтожество. Не стоишь даже того, чтобы убивать. Бесполезный, беспомощный, жалкий, ничто.

Он встал прямо и пошел прочь от меня, а затем широко расправил крылья и взмыл в небо, гоняясь за потоком метеоров по небу, пока я не потерял его из виду.

Боль в моем теле была ослепляющей, а лианы, обездвиживающие меня, были настолько сильны, что на мгновение я почти сдался, тяжесть его слов тяготила меня не меньше, чем тяжелая боль в моей душе от всего того, что заставлял меня делать Король.

Я закрыл глаза от боли в теле, но как раз в тот момент, когда я уже готов был поддаться ей и забыть обо всех безумных мечтах о свободе, на которую я так отчаянно рассчитывал, в моем сознании возник образ девушки с длинными светлыми волосами.

Вставай, Медведь Гэр.

Дразнящий тон Элис заставил уголок моих губ дернуться от счастья.

Давай, глупышка, тебе осталось недолго. Я думала, ты обещал мне, что мы выберемся отсюда вместе?

Ее голос казался таким реальным, что на мгновение я почти убедил себя, что если открою глаза, то она будет там, глядя на меня сверху вниз, сложив руки и выгнув бровь.

Ты