Однако выполнить распоряжение Урбана, касавшееся ознакомления всей ученой католической Европы с тем, как поступил Святейший со своим figlio diletto, не в меру увлекшимся гелиоцентрическими фантазиями, было не всегда просто. К примеру, во Франции не действовал инквизиционный трибунал, а папский нунций (до середины 1634 года – Алессандро Бики, которого сменил Джорджо Болоньетти) не мог никому непосредственно приказать опубликовать списки новых запрещенных Римом книг и обвинительных приговоров римской инквизиции. Он должен был обратиться за разрешением на теологический факультет Парижского университета и, что хуже всего, в Парижский парламент, часто оспаривавший университетские решения и весьма болезненно воспринимавший все, что касалось les libertés gallicanes[1348]. Впрочем, положение было не безнадежным: многие профессора Парижского университета, сильно зависящего от Парижского парламента, предпочитали находиться под юрисдикцией Saint-Siège. И нунции этим обстоятельством активно пользовались. К примеру, Бики, получив в конце августа 1633 года документы по делу Галилея, поспешил заверить римское начальство, что приложит все силы, чтобы распространить соответствующую информацию «среди профессоров философии и математики (tra’ professori di filosofia et di matematica)»[1349], что ему, по-видимому, и удалось, хотя это только предположение, точных сведений не сохранилось. Труднее было чрезвычайному папскому нунцию в Мадриде Чезаре Монти, чья попытка обнародовать приговор Галилею кончилась скандалом с испанской инквизицией[1350].

Во Флоренции клеркам инквизиции удалось собрать около пятидесяти человек, занимавшихся математическими науками, и зачитать им официальное сообщение о процессе над Галилеем. Наряду с официальной информацией о приговоре в Европе распространялась также неофициальная – в частности, описание процесса, составленное Джанфранческо Буонамичи, который опирался на рассказы как самого Галилея, так и других информированных лиц, в том числе госсекретаря Ватикана Франческо Барберини. Свои записки Буонамичи послал различным корреспондентам в Германию, Испанию и Фландрию[1351]. Кроме того, сведения о процессе (а в ряде случаев также тексты приговора и отречения и другие материалы) можно было найти в изданиях того времени – в «La Gazette» Теофраста Ренодо, в монографиях Джорджо Полакко, Джованни Баттисты Риччоли[1352]и др.

Есть два эпизода, относящиеся к дню отречения Галилея, которые иногда отмечаются в литературе, но достоверность которых представляется мне очень и очень сомнительной.

1. В «Avvisi di Roma» от 25 июня 1633 года Антонио Баделли сообщал, будто «они [судьи трибунала] сожгли (gli abbruciorono in faccia) перед ним [Галилеем] его книгу, в которой он учил о движении Земли»[1353]. Сообщение Баделли, человека, как бы это помягче сказать, не всегда утруждавшего себя проверкой слухов, которые он выдавал за правду, не подтверждается никакими иными свидетельствами (в частности, сообщениями Никколини, который вряд ли упустил бы такую деталь).

2. Галилей, прочитав предварительно текст отречения, попросил якобы убрать из него два утверждения – о том, что он не был хорошим католиком, и о том, что он получил Imprimatur хитростью и обманом. Его просьба была трибуналом удовлетворена.

Указание на последний эпизод я нашел в монографии Джерома Лэнгфорда[1354], но никаких ссылок на источники (даже вторичные) автор не приводит. Между тем в сообщениях современников об отречении Галилея мне не удалось найти никаких упоминаний об этом факте, да и психологически эта история представляется сомнительной.

Ну а то, что, подписав отречение, Галилей якобы произнес знаменитую фразу: «Eppur si muove (А все-таки она движется!)», – не более чем глупая и пошлая выдумка, относящаяся ко времени проживания Галилея в Сиене (после окончания процесса) и исходившая из окружения сиенского архиепископа (см. далее). Перед судьями сидел разбитый болезнями, полуслепой, морально сломленный старик, прошедший унизительную процедуру отречения[1355], страдавший от сознания глубокой несправедливости, проявленной по отношению к нему, не представлявший в тот момент, где ему доведется провести не только остаток жизни, но даже ближайшую ночь. В такой ситуации ему было не до красивых жестов, рассчитанных на далеких потомков и «суд истории».

Поэтому к многочисленным живописным полотнам, на которых изображен Галилей, либо гордо стоящий перед судьями трибунала [рис. 2.21], либо готовый, отвернувшись от Библии, произнести «Eppur si muove» [рис. 2.22], следует относиться только как к произведениям искусства, историческая достоверность которых весьма относительна. Реальный, а не мифический Галилей, узнав в марте 1641 года от тосканского агента в Венеции Франческо Ринуччини, что Джованни Пьерони якобы обнаружил звездный параллакс и это служит «убедительным аргументом в пользу системы Коперника», написал: «Ложность системы Коперника не должна ставиться под сомнение никем, и особенно нами, католиками (La falsità del sistema Copernicano non deve essere in conto alcuno messa in dubbio, e massime da noi Cattolici)» – и сослался на «неоспоримый авторитет Священного Писания» и… божественное всемогущество («onnipotenza di Iddio»)[1356].

Рис. 2.21. Кристиано Банти. Галилей перед трибуналом. Флоренция. 1857. Частное собрание

Рис. 2.22. Жозеф Никола Робер-Флёри. Галилей перед инквизицией. 1847. Париж. Лувр