профессий, в первую же очередь представителей профессуры, адвокатуры и журналистики, которые к тому же через редакционные круги московской газеты «Русские ведомости»[522] и журналов «Русская мысль»[523], «Вестник Европы»[524] и «Право»[525] состояли в близком контакте с ее земскими членами.

Но для представителей свободных профессий строго парламентский режим, мало в чем отличающийся от республиканского, являлся наиболее облегчающим доступ к власти и сосредоточению ее в своих руках. Адвокатура, журналистика и профессура определенных отраслей знания являются, как известно, главными поставщиками народных представителей в законодательных учреждениях парламентарных государств Запада, а из их среды выходят по преимуществу лица, достигающие власти. Происходит это вследствие того, что по роду своих занятий они входят в непрестанное общение с наиболее разнообразными общественными группировками, обладают ввиду этого наибольшим знакомством с господствующими в стране настроениями и, играя на них, всегда легче могут овладеть народными симпатиями и одновременно направлять в ту или иную сторону общественное мнение. Этому примеру Запада будущие кадеты, казалось бы без достаточных оснований, думали, что последует и Россия. Не приняли они вовсе во внимание, что преобладающая часть населения России не обладает сколько-нибудь достаточным развитием, чтобы следовать разумным указаниям людей науки и опытных политических деятелей, что пойдет это население, при передаче в его руки решения судеб страны, не за теми, которые будут развивать им теории о наилучшем способе управления государством, а за теми, которые посулят им незамедлительное улучшение их материального быта.

Сказанным я хочу подчеркнуть, что я отнюдь не утверждаю, что среди лидеров кадетской партии не было людей, бескорыстно убежденных в том, что наилучшим способом правления для России является именно парламентарный режим, и тем более не говорю, что они сознательно преследовали лишь личные выгоды и удовлетворение собственного честолюбия. Но дело в том, что люди сами с трудом могут определить, на чем основаны и откуда проистекают их политические и социальные взгляды и поскольку на их образование влияют, наряду с устремлениями альтруистическими, направленными к благу государства в его совокупности, их вожделения эгоистические, т. е. отстаивание и преследование собственной выгоды. Несомненно, во всяком случае, что массовый рядовой обыватель естественно и неизбежно примыкает к тому политическому течению, которое сулит ему лично наибольшие выгоды. Таким течением для лиц свободных профессий не без основания представлялось течение парламентарное, основанное на демократической системе избрания народных представителей; к нему они в преобладающей своей части и примкнули.

Впрочем, в принадлежности большинства представителей либеральных профессий к кадетской партии, к которой примкнули, разумеется, кроме присяжных поверенных, журналистов, профессоров еще и писатели, художники, врачи и всевозможные специалисты-техники, играла немаловажную роль еще и другая причина. За предшествующие сорок лет русская интеллигентная мысль достигла одного весьма реального результата. Она сумела внушить общественности, что всякая защита существующего строя совершенно недопустима. Монархия и беспросветная реакция были ею до такой степени отождествлены и соединены знаком равенства, что в глазах передовой общественности они слились воедино. При таких условиях надо было обладать исключительным гражданским мужеством, чтобы открыто исповедовать сколько-нибудь правые убеждения. Не следует, кроме того, забывать, что в то время как либерализм, так и фрондерство лишь редко препятствовали продвижению на государственной службе, наоборот, консерватизм встречал непреодолимые препятствия на пути общественной деятельности, а также в области свободных профессий. Писатели, журналисты, адвокаты, художники, коль скоро они обнаруживали в той или иной форме свою оппозиционность правительству, всячески превозносились. Писания первых находили множество читателей, творения вторых лег — ко сбывались по высокой цене, помощи третьих искали все имевшие дела с судом, так как не только присяжные заседатели, но и коронный суд относился к ним с большей предупредительностью, с большим уважением.

Таким образом, материальные интересы работников свободных профессий также побуждали их щеголять либерализмом и фрондерством по адресу правительства, а следовательно, вступить в среду кадетов. А наши ученые коллегии, разве они не расценивали подчас степень пригодности данного лица для занятия профессорской кафедры в зависимости от исповедуемых им политических взглядов, хотя бы таковые не имели никакого отношения к той науке, представителем которой эти лица являлись? Разве Московский университет не забаллотировал совершенно выдающегося окулиста Головина, имевшего мужество высказать правые мысли, предоставив искомую им кафедру какому-то в научном отношении ничтожеству, щеголявшему политической левизной? Разве Кони и Таганцев не были прославляемы не столько как блестящие криминалисты, сколько как выказывающие либеральные мысли, а профессор Сергиевский, столь же выдающийся криминалист, разве он не был предметом травли за проявляемый им консерватизм? Наконец, разве не всем решительно было известно, что в диссертации на ученую степень немыслимо было проводить сколько-нибудь политически консервативные взгляды, а что для успеха необходимо было снабдить ее какой-либо критикой существующего строя, хотя бы указанием во вступительной части на те трудности, с которыми сопряжено в самодержавной России изучение какого бы то ни было вопроса, хотя бы дело шло об изучении строения комариного жала?

Во всем этом, разумеется, была во многом виновата и государственная власть. Независимо от того, что деятельность ее была далеко не всегда безупречна, она часто давала справедливые поводы к жестокой критике; вина ее состояла еще и в том, что она не давала себе никакого труда создать кадр идейных сторонников в ученом и литературном мире. Единичные лица, которым она в этом отношении покровительствовала, причем покровительствовала слишком явно, как, например, в 80-х годах — Каткову, а 90-х — Грингмуту, такого кадра составить, разумеется, не могли. Вопрос состоял, очевидно, вовсе не в том, чтобы осыпать милостями отдельных лиц, персонально пользующихся фавором власти. Такой образ действий лишь развенчивал этих лиц в глазах общественности, накладывая на них клеймо правительственных наймитов, хотя бы сами по себе они были убежденными сторонниками тех взглядов, которые они проводили. Для образования такого кадра надо было создать такие общие для профессуры и журналистики условия жизни и деятельности, которые отвечали бы их материальным и духовным потребностям; словом, такие условия, которые привязывали бы их к тому строю, который их создал и обеспечивает их существование. Именно благодаря совокупности всего изложенного в ряды кадетской партии усиленно толкали буржуазную интеллигенцию и господствующая в общественности идеология, и ее личные материальные выгоды. Ставить в упрек этой интеллигенции ее принадлежность к кадетской партии ввиду этого отнюдь нельзя. Стремления ее были понятны, естественны, законны и, по существу, сами по себе отнюдь не антигосударственны и не разрушительны.

Столь же мало оснований упрекать ту часть торгово-промышленного слоя, которая также примкнула к кадетской партии, хотя отчасти негласно, вследствие ее зависимости во многих отношениях от правительственной власти. Слой этот