Монах, сидевший у ног Камариса, который отталкивался от дна протоки шестом, направляя вперед плоскодонку, избегал смотреть в сторону Изгримнура. Он встал на колени и принялся извлекать из сумки все, что там находилось.

— Желтый корень, — повторила Мириамель.

— Да, я слышал, леди, — ответил Кадрах, и в его голосе послышалась толика прежней иронии. — Корень. И я знаю, что значит желтый… благодаря годам усердных занятий. — Тут его руки на что-то наткнулись, и он замер, прищурился, а потом вытащил из сумки Тиамака завернутый в листья пакет, перевязанный тонкими лианами. Часть листьев высохла и отвалилась. Мириамель заметила внутри что-то светлое. — Что это? — Кадрах немного ослабил лианы. — Очень старый пергамент… — начал он.

— Нет, демон! Нет, ведьма!

Громкий голос так сильно напугал Мириамель, что она уронила тупой камень, который исполнял роль пестика; он больно ударил ее по ноге и укатился на дно лодки. Тиамак, выпучив глаза, пытался приподняться.

— Ты его не получишь! — кричал он. В уголках его рта появилась пена. — Я знал, что ты попытаешься им завладеть!

— Он обезумел от лихорадки, — с тревогой сказал Изгримнур. — Держите его, чтобы он не выпал из лодки.

— Это же Кадрах, Тиамак, — успокаивающе сказала Мириамель, но и ее поразила ненависть, появившаяся на лице вранна. — Он пытается найти желтый корень.

— Я знаю, кто это, — прорычал Тиамак. — Знаю, кто он такой и чего хочет. Будь ты проклят, демон-монах! Тебе его не получить! Он мой! Я купил его на свои монеты!

— Убери его обратно, Кадрах, — поторопила Мириамель. — Тогда он перестанет бредить.

Монах, удивленный взгляд которого превратился в нечто более неопределенное и беспокойное — и также вызвал тревогу у Мириамель, — медленно вернул сверток в сумку и передал ее Мириамель.

— Держите, — сказал он, и его голос снова стал холодным и равнодушным. — Возьмите сами, что нужно. Мне он не доверяет.

— О, Кадрах, — возразила она. — Не будь глупцом. Тиамак болен. Он сам не знает, что говорит.

— Знаю. — Вранн не сводил глаз с монаха. — Он себя выдал. И я понял, что он за ним охотится.

— Ради любви Эйдона, — с отвращением проворчал Изгримнур. — Дайте ему что-нибудь, пусть уснет. Даже я знаю, что монах не пытался ничего украсть.

— Даже ты, риммер? — пробормотал Кадрах, но в его голосе не было обычной агрессии, скорее эхо чего-то другого — странное напряжение, смысл которого Мириамель не сумела понять.

Встревоженная и смущенная, она сосредоточилась на поисках желтого корня. Вранн, чьи спутанные волосы были влажными от пота, продолжал смотреть на Кадраха, точно рассерженная голубая сойка, увидевшая белку, которая забралась в ее гнездо.

Мириамель подумала, что конфликт случился из-за болезни Тиамака, но в следующую ночь проснулась в лагере, на удивительно сухом берегу, и увидела, как Кадрах, которому выпала первая стража, перебирает вещи в сумке Тиамака.

— Что ты делаешь?! — Она быстро прошла через лагерь.

Несмотря на гнев, она говорила тихо, чтобы не будить других. Ее преследовало чувство, что она одна отвечает за Кадраха и остальных не стоит привлекать, пока она может решить проблему самостоятельно.

— Ничего, — проворчал монах, но виноватое выражение лица его выдало.

Мириамель засунула руку в сумку и вытащила завернутый в листья пергамент.

— Да, я могла бы это предвидеть, — охваченная гневом, сказала Мириамель. — Значит, Тиамак говорил правду? Ты пытался украсть его вещь, когда он настолько болен, что не в силах себя защитить?

Кадрах отшатнулся, как раненый зверь.

— Вы ничем не лучше остальных, несмотря на все ваши разговоры про дружбу! Стоило появиться малейшему поводу, и вы набросились на меня, как Изгримнур!

Его слова больно ужалили Мириамель, но гнев еще не прошел — ведь она доверяла монаху.

— Ты не ответил на мой вопрос.

— Вы глупы, — прорычал он. — Если бы я хотел что-то у него украсть, зачем бы я стал дожидаться, пока вы спасете его из гнезда гантов?! — Он вытащил из мешка руку вместе с рукой Мириамель и сунул сверток в ее ладонь. — Вот! Мне просто стало интересно, что это может быть и почему Тиамак стал гойрах… почему он так рассердился. Я не видел его никогда прежде — даже не знал, что там лежит! Пусть он останется у вас, принцесса! В безопасности от грязных воров вроде меня.

— Но ты мог у него спросить, — сказала она, чувствуя стыд, отчего рассердилась еще сильнее. — А не пытаться это сделать, когда все спят!

— О да, спросить у него! Вы видели, как он «по-доброму» на меня смотрел, когда я всего лишь прикоснулся к пергаменту! Вы хотя бы имеете представление, что это такое, моя упрямая леди?

— Нет. И так будет до тех пор, пока Тиамак сам мне не расскажет. — Она с сомнением посмотрела на цилиндрический предмет. При других обстоятельствах она бы первая попыталась выяснить, что так защищал вранн. Теперь, проявив высокомерие, обидела монаха. — Я сохраню его и не буду открывать, — медленно проговорила она. — Когда Тиамак поправится, я попрошу его показать нам, что внутри.

Кадрах долго на нее смотрел. Его освещенное луной лицо немного покраснело от отблесков костра и показалось Мириамель пугающим.

— Хорошо, миледи, — прошептал он. — Постарайтесь, чтобы он не попал в руки воров. — Он повернулся, подошел к своему плащу и протащил его по песку, подальше от остальных. — Оставайтесь на страже, принцесса Мириамель. Позаботьтесь, чтобы никто из злых людей к вам не подкрался. А я буду спать. — И он лег, превратившись в еще одну тень.

Мириамель сидела и слушала ночные звуки болота. Хотя монах больше ничего не сказал, она чувствовала, что он не спит в темноте, всего в нескольких шагах от нее. Казалось, у него снова открылась незащищенная и болезненная рана, которая в течение последних недель оставалась закрытой. Мириамель считала, что Кадрах избавился от преследовавших его злых духов после той разоблачительной ночи в заливе Фираннос. А теперь отчаянно жалела, что вновь с ним поссорилась, — уж лучше бы она проснулась утром, когда все кажется безопасным и обычным.

Наконец Вранн остался у них за спиной; пусть и не в одно мгновение, но постепенно деревьев стало меньше, а протоки — у`же, и вскоре Мириамель и ее спутники обнаружили, что они плывут через редкий лес, пересеченный небольшими каналами. Мир снова стал широким, появились далекие горизонты. Мириамель настолько привыкла к отсутствию открытых пространств, что испытывала легкое недоумение.

В некотором смысле последняя часть Вранна оказалась самой тяжелой, им гораздо чаще приходилось нести лодку на руках, а однажды Изгримнур застрял по пояс