Относительно народов, на помощь которых могли бы рассчитывать запорожцы, гетман заявил о своих дружественных сношениях с донскими казаками, а также с черкесами, «храбрейшими в тех странах воинами», о легкой возможности привлечь на свою сторону ту часть крымских татар, которая не расположена к туркам, и выразил несомненную уверенность в том, что при первом появлении сильного казацкого войска к нему примкнут волохи, молдаване, болгары и сербы. Наконец, по словам гетмана, в самом Стамбуле постоянно находится от 4 до 5 тыс. христианских невольников, которые сразу же по освобождении станут отважными помощниками.

Гетман заметил, что означенное предприятие не будет тяжелым для казаков, если только им окажут помощь. На вопрос К. Гамберини о характере этой помощи собеседник ответил, что казакам было бы достаточно от 15 до 20 тыс. дукатов на приобретение оружия и военных припасов.

Тогдашняя Венеция после войны с Турцией, закончившейся в 1573 г., держала вооруженный нейтралитет и, хотя искала союзников, но не собиралась пока снова воевать с Османской империей. Тем не менее, по замечанию В.В. Макушева, записка К. Гамберини обратила на себя внимание сената Венеции, который с тех пор стал внимательно следить за действиями казаков.

В 1593 г. произошел уникальный случай непосредственного обращения к украинскому казачеству главы католической церкви. В конце этого года папа Климент VIII направил патера Александра Комуловича (Алессандро Комулео), хорвата по происхождению, в страны Восточной Европы для привлечения их к антиосманской лиге. Он должен был в тайне от польского правительства, выступавшего против войны с Турцией, встретиться с представителями казаков, которым вез два папских письма от 8 ноября (29 октября). Первое из них адресовалось «избранному сыну и благородному мужу, генеральному капитану казаков»[604], а второе всем казакам — «избранным сыновьям казацким военным».

«Мы знаем, — говорилось в послании "капитану", — как славна твоя казацкая милиция, и поэтому она может быть очень полезной христианскому обществу в борьбе с общими врагами нашей веры. Тем более, что мы проинформированы о твоей смелости и знании военного дела, ибо ты не уступаешь храбрейшим людям в смелости и умении командовать войсками». «Услышь, поистине храбрейший муж, — призывал папа, — голос матери твоей, католической церкви, смелость свою и власть над воинствующим народом отдай Богу и святому Петру, выполни замыслы найти — будет тебе и твоему народу слава в веках, что в тяжелейшее время немало храбрости своей и любви уделили апостольской столице».

Во втором письме говорилось об «отцовской любви» автора к казакам, их храбрости и отваге и содержался призыв к «совместной защите христианского общества»: «Вы… покроете себя как надежные военные слуги господни бессмертным пальмовым венком, который никогда не увянет».

О конкретных направлениях необходимых казачьих военных действий речи не шло, и их, несомненно, должен был обсудить А. Комулович. Из другого источника видно, что патеру требовалось склонить казаков, в частности, к взятию Монкастро (Аккермана) и дальнейшему продвижению вдоль Черного моря. Т. Джувара отмечает, что план А. Комуловича заключался в объединении против Турции западноевропейцев, персов, трансильванцев, казаков, молдаван, валахов, болгар и других народов и свержении османского ига; казакам обещалось до 12 тыс. флоринов, но только при их вступлении во враждебные страны.

Не исключено, что в переговорах с казаками мог быть затронут и вопрос о нанесении удара по району, прилегающему к Босфору. О Стамбуле как цели борьбы в Ватикане помнили постоянно. Тот же А. Комулович должен был уговаривать московского царя направить свое войско в Молдавию, чтобы вести войну с турками во Фракии и через нее занять города на Средиземном море, позади Босфора. Что касается Черного моря, то московиты, как должен был говорить А. Комулович, без особенных затруднений могли бы овладеть рядом прибрежных городов, укрепиться там и открыть себе дорогу к завоеванию Константинополя.

Неизвестно, дошли ли послания Климента VIII до адресатов — очевидно, запорожцев. Узнав, что они во главе со своим кошевым атаманом Богданом Микошинским находятся в морском походе, папский представитель в 1594 г. вел переговоры с руководителем реестровых казаков Николаем Язловецким и главой показачившихся крестьян Северином Наливайко. Первый согласился возглавить поход против татар, а со вторым не удалось достичь согласия.

Сокрушительные походы на Анатолию и Босфор в первой четверти XVII в. принесли казакам громкую известность и авторитет на европейском и азиатском континентах. «Казачество, — по справедливому замечанию А.А. Новосельского, — проявило себя силой, имевшей международное значение». Естественно, в странах, которые воевали или враждовали с Турцией, не могли не учитывать стремительно возраставшую роль казаков в антиосманской борьбе. Они заняли свое место и в составлявшихся планах сокрушения Османской империи. Т. Джувара насчитал их для XVII в. как раз 17, но на самом деле таких проектов было гораздо больше, и они разрабатывались не только в Европе.

Персидский шах Аббас I в 1602—1613, 1616—1618 и 1623—1639 гг. вел тяжелейшие и затяжные войны с Турцией, и черноморские набеги казаков объективно облегчали его положение. Вот почему когда в 1617 г., в разгар очередной войны, этот правитель обратился с предложением об антиосманском союзе к польскому королю Сигизмунду III, считавшемуся сюзереном Войска Запорожского, то мог реально рассчитывать на усиление казачьих ударов по малоазийским и босфорским берегам Турции. Шах предлагал собственными средствами построить крепость на грузинском побережье Черного моря, сравнительно близко к Трабзону, и передать ее казакам для активизации их операций против турок, а королю обещал, что все грузины-христиане окажутся под его властью. О том же говорилось и в письме Аббаса римскому папе Павлу V.

Однако черноморским побережьем Персия не владела, и Я.Р. Дашкевич предполагает, что основной военной ударной силой при исполнении шахского замысла, касавшегося крепости, также должны были стать запорожцы, «поскольку при положении, которое сложилось в 1617 г. (османская армия находилась у стен Тебриза. — В.К.), трудно было думать, чтобы сами персы могли пробиться к Черному морю или чтобы польские военные части… отважились принять участие в такой операции».

В том же 1617 г. независимо от шахского обращения к Польше казаки сами предложили свою помощь Персии. Их флотилия, оказавшаяся у берегов Мегрелии или Гурии, решила направить к шаху 40 своих «самых решительных и самых благородных» товарищей с предложением услуг в сухопутной войне с Турцией. Из Имеретин в летнюю резиденцию Аббаса в Фаррахабаде отправился один из казаков, «поляк по происхождению, католик по религии», которого П. делла Балле называет Этьеном, а украинские историки считают Степаном или Стефаном[605]. В ходе этой миссии, как увидим, будет обсуждаться вопрос о перекрытии Босфора.