С юга двигалась на Дон оставившая турецкий фронт 39-я дивизия, разложенная большевистскими ячейками. Кроме того, для большей устойчивости прибыли отряды ЧК из матросов, пленных венгров и китайцев.

Наши юнкера участвовали в разоружении запасных батальонов Новочеркасска, обошедшемся без крови. «Артиллерийская рота» была расформирована и превращена в батарею. Одно орудие взяли в Донском музее. Неизвестно, почему оно там стояло. Говорили, что его иногда брали для салютирования на похоронах отставных генералов. Это орудие, названное у нас «первым», сыграло большую роль. Из него было произведено несколько тысяч выстрелов, и отличалось оно большой точностью боя. Второе орудие было куплено у каких-то солдат, и два орудия были захвачены вместе с лошадьми, упряжью, зарядными ящиками и телефонными аппаратами на станции Атаман в сорока верстах от Новочеркасска, где стоял запасный дивизион 39-й артиллерийской бригады. Юнкера произвели на станцию лихой налет, окончившийся полным успехом; при этом не было произведено ни одного выстрела и не было пролито ни капли крови.

Капитан Шаколи был переведен на другую должность, а на его место, командиром 1-й батареи, был назначен подполковник Миончинский – Георгиевский кавалер, заслуженный командир дивизиона с фронта. Одновременно пришли в 1-ю батарею: донской артиллерист капитан Князев, полковник Менжинский, штабс-капитан Шперлинг, поручик Давыдов. Батарея была разбита на взводы и участвовала на всех фронтах обороны Дона.

В эти дни на Дону проявлял большую доблесть партизанский казачий отряд есаула Чернецова, сформированный из донских кадет, юнкеров, семинаристов и офицеров-добровольцев (30 ноября 1917 года). Наши орудия часто сопровождали этот лихой отряд, действовавший в районе: Глубокая, Лихая, Каменская, Миллерово, Дебальцево… Сплошного фронта в то время не было. Война имела железнодорожный характер. Воевали поездами: впереди платформа с пушкой и пулеметами, позади вагоны с группой партизан, которые в начале боя выскакивают из вагонов и, рассыпавшись в цепь, атакуют красных. Идет встречный бой.

Есаул Чернецов с успехом применял собственную партизанскую тактику. Он с малой группой выходил в тыл скопления Красной гвардии у одного из железнодорожных узлов, оставляя часть группы на железной дороге с фронта. На рассвете он атаковал красных одновременно с фронта и с тыла. Тысяча красногвардейцев и матросов, латышей и китайцев в панике бежала в разные стороны от двухсот партизан-мальчишек – чернецовцев, бросая свои поезда с десятками вагонов с богатой награбленной добычей. Партизаны-юнцы интересовались брошенным оружием да сладкими консервами, офицеры пробовали иногда и вина из погребов Зимнего дворца, коими была в изобилии снабжена отборная гвардия Ленина и Троцкого.

В январе 1918 года есаул Чернецов был через чин произведен Донским войсковым Кругом в полковники и продолжал успешно защищать Донскую область по железным дорогам.

Ячейки Добровольческой армии начали развиваться и крепнуть. Кроме Юнкерского батальона, сформировался Студенческий батальон, Офицерский батальон и «Дивизион смерти». С фронта прибыли на Дон, правда сильно поредевшие, части Корниловского ударного полка и в Ростове и Новочеркасске получили пополнение из добровольцев.

Но настал печальный день: большевистский штаб предпринял маневр против отряда Чернецова, использовав для этого своих же казаков-изменников из станицы Каменской. Войсковой старшина Голубов и подхорунжий Подтелков взяли на себя задачу, с несколькими сотнями и гвардейской батареей, неожиданно охватить чернецовцев с тыла. В то же время изменники из казаков следили за передвижением чернецовцев и сообщали о нем большевикам. Большевики успели сосредоточить к месту обходного удара чернецовцев несколько орудий и пулеметные команды и встретили партизан непривычно сосредоточенным огнем. Хотя взвод наших орудий поддерживал наступление чернецовцев, на этот раз оно не имело успеха. Бой затянулся, патроны и снаряды были расстреляны. Надо было отходить к главным силам, признав неудачу. Во время отхода отряд Чернецова и был неожиданно атакован сотнями Голубова с гвардейской батареей. Когда оставшиеся еще снаряды партизан были расстреляны, красные подвезли пулеметы и начали в упор расстреливать партизан. Чернецов крикнул, что он сдается казакам. Партизаны и юнкера были окружены казаками и направлены к месту расположения красных. Самого Чернецова, раненного в ступню, посадили на коня. Подтелков ехал с ним рядом. Неожиданно Чернецов ударил Подтелкова кулаком в лицо и крикнул юнкерам и партизанам: «Дети, бегите!» Все бросились врассыпную, и многим удалось скрыться под покровом наступивших сумерек. Сам Чернецов вырвался было вперед, но Подтелков был на лучшем коне – он догнал донского героя и зарубил его шашкой.

Многим юнкерам удалось бежать, но те, кто были пойманы, были забиты насмерть шпалами на железнодорожном полотне. Там были кадеты и петербургские гимназисты, среди них и мой товарищ по гимназии – Павлов. Некоторые юнкера успели ускакать на уносах во время конной атаки казаков Подтелкова. Два орудия пришлось бросить, но замки и диорамы юнкера успели снять и потопить в яме глубокого ручья.

Убийство полковника Чернецова, 20 января, послужило сигналом к общему наступлению красных на Дон. Добровольцев начали теснить в направлении Ростова и Таганрога. Донцы тоже отходили к Новочеркасску, со смертью Чернецова у них, видимо, упал дух борьбы против красных, во много раз превосходящих их силами.

В больницу Общества Донских Врачей вновь привезли нескольких наших юнкеров, среди них юнкера Бахмурина, раненного в ногу. Раненых привозили со всех «фронтов», и многие из них говорили: «Что мы можем сделать, мы идем цепочками по тридцать человек в атаку против десятков тысяч красных!»

Настали морозы. Снега запорошили донские степи. Купол византийского собора побелел. На высокой шапке Ермака лежал снег.

Вороны стаями летали над городским парком и, каркая, как бы накликали беду. Снова пришла плохая весть: группа наших юнкеров, направленная с целью взрыва важного моста на царицынском направлении в тыл большевикам, была окружена красными и после отчаянного боя, чтобы избежать плена, взорвалась в вагоне, где оборонялась. Никто из этой группы не спасся. Вечная им память.

Морозные узоры разрисовали окна больницы, в длинных коридорах было как-то особенно тоскливо. Изредка, как светлая тень, прошмыгнет сестра в белой косынке, простучат костыли раненого, и из-за двери палаты послышится стон или бред. В палате № 3 умирает юнкер Малькевич, по прозвищу Сингапур. Он стройный, смуглый. Зубы у него белые как слоновая кость, и похож он на детей тех далеких стран, где всегда светит солнце, где пальмы тянут свои узорные листья к синему небу. Поэтому кадеты, его товарищи, и дали ему прозвище Сингапур. Как странно это имя в занесенных снегами степях, где царит пурга, каркают вороны и медленно, но верно продвигает свои зловещие, неумолимые полчища «торжествующий хам».

Малькевич мучился почти месяц. Долгий месяц бессонных ночей, тоскливых дней, бесконечной боли… И вот сегодняшнее серое, морозное утро – последнее в его короткой восемнадцатилетней жизни.