– Как – себя? – спросила Кошка.

– Как-как. Отравился и умер в мучениях. Дикие люди – никакого соображения. Лучше не думать об этом, а то опять расстроюсь. Такой редкий экземпляр был!

Кошка так и не поняла, к кому это относилось – к сталкеру или к тому, что было заспиртовано в банке. Поняла одно – Сергей огорчился не на шутку.

– А как ты думаешь, чем это пахло в парке? – робко спросила она.

– Я никакого запаха не почувствовал, – сказал Сергей удивленно. – Но могу предположить, что морозным воздухом и гнилыми листьями. Подумать только – уже не верится, что когда-то наверху можно было ходить без противогаза. Эх, я бы с таким удовольствием сейчас вдохнул этот воздух полной грудью!

Они некоторое время молчали, а потом он спросил совсем другим, безразличным тоном:

– Значит, завтра вы собираетесь уходить? Пожалуй, я пока останусь здесь, успею еще решить, куда мне теперь податься. Мне бы в Полис хотелось, к браминам, – я б лучше наукой занимался.

Как они вот так умеют – два слова сказал, и сразу кажется, что он уже далеко-далеко и подступиться нельзя. Она молча поднялась и пошла обратно к Седому – даже отвечать Сергею не стала, боялась, голос ее выдаст. Значит, больше они не увидятся – что ж, пусть так. Не станет она больше его искать, раз он над ней смеется!

Седой вздохнул облегченно, когда ее увидел. Боялся, что сбежит?

– Вот и наша проводница, – сказал он проснувшемуся Рохле. – Завтра выходим. Нечего тут задерживаться.

Но тот вдруг отрицательно покачал головой.

– В чем дело? – спросил Седой резко.

– А как же Яночка? – спросил Рохля. – Пока не узнаю, что с ней, я никуда не пойду.

Седой и Рохля заспорили, и постепенно Кошка поняла, в чем дело. Яночка была любимой девушкой Рохли, а полгода назад она пропала – думали, что попала в лапы бандитам и те увели ее на Китай-город. Отец Рохли, видимо, не одобрял увлечения сына, а может, власти сочли лишним посылать за девчонкой спасательную экспедицию. Но теперь, оказавшись в непосредственной близости от бандитского притона, Рохля отказывался уходить, пока не узнает что-нибудь о судьбе подруги.

Седой сперва пытался его переспорить, но безразличный, казалось, ко всему парень в этом случае проявил удивительную непреклонность. И Седой как будто сдался, обернулся к Кошке:

– Ну, что делать, избаловал Иван наследничка, а мне теперь расхлебывать. Зайдем уж на Китай-город, коли рядом оказались.

– Мне туда нельзя, – буркнула она.

– Почему это? – спросил Седой.

– Потому что! – отрезала она. – Не пойду – и все.

По ее тону Седой, видно, понял, что спорить бесполезно, и на лице его появилось чуть ли не беспомощное выражение. Кошка пожалела бы его – если бы могла.

– А что ж нам делать? – спросил он.

– Других проводников искать, – проворчала она.

Но ему, судя по всему, не хотелось искать других – в ее удачу он верил, а здесь явно никого не знал. И все же им удалось договориться – она доведет их лишь до Третьяковской.

Там они отправят кого-нибудь из местных на Китай-город разузнать про Яну и будут ждать известий.

Седой был очень недоволен и весь вечер бормотал себе под нос:

– Вот тоже приспичило – через полгода искать девчонку! За столько времени ее и след простыл. Бандиты давно убили, небось. А по мне, так может, оно и к лучшему. Если и жива осталась, во что она превратилась-то, среди сутенеров и проституток? Да и девчонка так себе – была бы путная какая, а то свиристелка легкомысленная, таким цена пятак в базарный день.

– А почему такое имя странное – Яна? – подумала Кошка вслух.

– Ничего не странное. Мать-то ее Ульяной назвала, старинным именем, и в детстве Улей кликала. А парню не понравилось – он по-своему переиначил.

Все же когда Рохля оказывался поблизости, ворчание Седого делалось вовсе неразборчивым.

А у Кошки из головы не выходили его слова об отсутствии свидетелей. Ведь сама она, по сути, тоже превращалась в нежелательного свидетеля – получалось, что лишь ей теперь известно о том, что же случилось с ними и куда они направились. Может, в конце пути Седой, вместо того чтобы расплатиться, попытается и ее убрать? Она решила на всякий случай быть начеку. А еще не давал ей покоя тот странный взгляд Седого – неживой какой-то взгляд. И она все всматривалась в его лицо в поисках смертной печати – но теперь ничего не видела. Вид у Седого был усталый и озабоченный, но самый обычный. И Кошка решила, что все это ей померещилось.

«Интересно, какая она – эта Яна? Красивая, наверное, раз Рохля ее из головы выкинуть не может, – подумала она, ни с того ни с сего почувствовав даже какую-то ревность. – Однако нельзя сказать, что парень так уж спешил ей на выручку, – тут же утешила она себя. – Если бы не поход – мог и вовсе не собраться. Да вот только напрасно все это – девушки, скорей всего, нет уже в живых. А если и жива еще, то, может, сама об этом жалеет».

Обычаи китайгородских бандитов были Кошке хорошо знакомы.

Ночевать устроились в палатках, заменявших гостиницу. Кошке выпало делить палатку в женском отделении со словоохотливой старушкой, которая то и дело называла ее дочкой, удивлялась ее мужской одежде и пыталась выведать, куда и зачем она направляется. В конце концов Кошке это надоело.

– На Таганку еду, к медикам тамошним, – буркнула она. – Язвы у меня на руках не заживают, лечиться надо.

Старушка тут же замолчала и постаралась отодвинуться от нее подальше. Кошка облегченно вздохнула и через несколько минут уже спала. Она привыкла засыпать в любых условиях, и даже пары часов ей иной раз хватало, чтобы восстановить силы. А завтра силы ей понадобятся, она это чувствовала.

И все же сон ее в эту ночь был беспокоен. Кошке снилась Природа в виде гигантской женщины в зеленых одеждах, которая выпускала гулять уродливых и неуклюжих белых каменных гигантов, и те брели, слепо пошатываясь, натыкаясь друг на друга. И попадали в руки другой особы – Эволюции. У той было злое и решительное лицо, и она безжалостно расправлялась с уродцами – одних вообще отбрасывала за ненадобностью, других пыталась обкорнать и переделать. Многие уродцы умирали, и было их жалко до слез. Проснувшись, Кошка все удивлялась этому сну. Она вспомнила, что давно еще ей показывали на какой-то картинке Свободу, которая тоже была изображена в виде женщины. Только у нее из головы росли то ли шипы, то ли рога. И тут еще эти разговоры ученого о богине, об э-во-люции – конечно, немудрено, что все это в ее бедной голове перемешалось.

Когда уже собирались уходить, выяснилось, что Сергей все же идет с ними до Третьяковской – искать девушку Рохли. Он выглядел веселым, и Кошке подумалось, что Седой пообещал ему что-то – возможно, еще одну экспедицию на поверхность. Она насторожилась – вчера Седой говорил ей совсем другое. Она точно помнила – он собирался добраться вместе с Рохлей в какое-нибудь безопасное место и там осесть. Кошка решила теперь еще внимательнее следить за Седым – может, он просто хочет держать всех свидетелей под рукой, чтоб потом одним махом от них избавиться.