восемь тысяч тонн. Только две небольших стрелы. Хотел бы я знать, где они его реквизировали. Привет, а это что такое?» Последние слова он произнес протяжно с поднимающейся интонацией.

Я увидел, что он имел в виду. Минный заградитель был только первым в целой процессии судов.

«Вы оказываете нам слишком большую честь, господа,» — пробормотал Командир.

С лидирующего судна в нашу сторону мигнул свет.

«Они сигналят, господин Командир».

«Я тоже вижу, Номер Второй. Достаньте тот фонарь. Посмотрим, что они хотят».

Свет погас, затем начал мигать снова. Номер Второй вслух прочитал по буквам: «С-В-О-З-В-Р-А-Щ-Е-Н-И-Е-М».

«Очень оригинально,» — сухо сказал Командир. «Что еще?»

«С-Д-О-Б-Ы-Ч-Е-Й?»

Командир обратился к Бремеру, который все еще стоял съежившись в клетке мостика и казалось, уменьшился в размере по сравнению с остальными. Сейчас он выглядывал поверх релинга мостика.

«Это для Вас предназначено».

Бремер выглядел сбитым с толку.

«Трепачи,» — сказал второй помощник. «Они потом будут нас поздравлять».

Командир пришел к решению. «Не обращайте внимания, мы сделаем вид, что они нас имели в виду. Передавайте: «Три толстых'».

Створки нашего сигнального фонаря стали клацать. Тотчас же пришел ответ: «С-Е-Р-Д-Е-Ч-Н-О-П-О-З-Д-Р-А-В-Л-Я-Е-М».

Командир нахмурился и закусил губу. «Что вы думаете, Крихбаум — нужно ли им обрисовать картину?»

«Нет нужды усложнять обстановку, господин Командир. Они достаточно быстро все поймут».

Если они уже все не поняли, подумал я. Спасенных на нашем носу должно было быть легко увидеть в бинокль. Маскарадные увеселения не были обычными на подводных лодках, да и подводные лодки обычно не возвращались в базу без орудия и с аккуратной стопкой резиновых лодок на палубе. Они должны были догадаться, что что-то случилось и может случиться снова в любой момент. Королевские ВВС непременно должны были вернуться — они не оставят нас невредимыми.

Я попытался успокоить себя. Мы скоро будем в безопасности от мин, по крайней мере, а атакующие самолеты должны будут бороться с гораздо более сильным огнем, чем тот, с которым столкнулся «Галифакс». Минный заградитель щетинился зенитными орудиями, а у стаи приближающихся эскортных кораблей наверняка были свои пушки. Мою уверенность однако Командир не разделял. Я редко видел его таким обеспокоенным. Снова и снова он бросал мрачные взгляды на небо, которое медленно голубело.

«Они всегда знают, когда что-то идет не так,» — сказал второй помощник, имея в виду стаю чаек, которые теперь парили вокруг подлодки.

Они погружали свое оперение в золотистый свет и издавали резкие укоряющие крики. Их крылья не шевелились, но их любопытные головы крутились во все стороны, когда они планировали над нами.

***

Командир сам отдал команды в машину. Я не прислушивался к ним и только вполглаза смотрел на приближающиеся корабли. Что действительно поражало меня, так это нахальство, с которым их трубы извергали дым. Впереди нас пастельное утреннее небо было окутано плотной пеленой паров. Это как будто было специально сделано, чтобы отвести внимание врага от нас и сфокусировать его на нашем эскорте.

Рутинные операции занимали меня следующие полчаса. Затем, когда мы миновали заградитель, я увидел землесос справа на траверзе. Была видна его темно-красная окраска подводной части, а его черные борта были густо покрыты пятнами сурика, как язвами проказы. Через несколько минут вырос другой темный колосс, тоже по правому борту. Это была одна из тех землечерпалок, которые непрерывно работали, чтобы поддерживать канал достаточно глубоким для океанских судов.

Наконец я освободился, смог взять бинокль и уставился вперед. Земля все еще была тонкой полоской по носу, но я уже мог видеть массу игрушечных кранов. Были видны отдельные фигуры на минном заградителе, который теперь шел непосредственно впереди нас и направлялся прямо к берегу.

***

Нам пришлось ждать на внешней акватории. Наши матросы держали швартовные концы наготове, осторожно прокладывая себе дорогу вокруг раненых.

С сигнальной станции вспышками передали сообщение. Мичман прочел его: «Входите немедленно». В бинокль мы увидели, как развели мост. Показался причал, заполненный фигурами. Духового оркестра не было, слава Богу.

Несколько чаек громко кричали в странной тишине, наступившей когда U-A скользила между покрытых мхом стенок шлюза. Встречающие бросили маленькие букеты, украшенные рождественскими хвойными ветками. Никто их не подобрал.

Негодование людей на причале… Я знал, что все на мостике вокруг меня тоже его чувствовали. Мы были раздражительными тварями, готовыми взорваться при первом неверном движении.

Резкими свистками отдали команды для швартовной команды. Швартовные концы лежали наготове аккуратно смотанными на носу и на корме. Наши толстые швартовные кранцы тоже были приготовлены.

Выброски змеями прочертили воздух и были пойманы солдатами, которые вытащили толстые швартовные тросы, привязанные к ним. Матросы на причале пришли к ним на помощь и закрепили тросы на массивных чугунных швартовных тумбах. Наши гребные винты вспенили воду. U-A мягко коснулась скользкой зеленой стенки шлюза.

«Стоп машины. Команде построиться на корме». Голос Командира был хриплым карканьем.

Люди на причале теперь могли видеть сверху наш потрепанный корпус, сбившуюся кучку спасенных и раненых, распростертых сбоку от боевой рубки. Море пораженных и испуганных лиц уставилось вниз на нас.

Установили сходню. Она круто поднималась от нашей палубы на причал — наша первая связь с сушей.

Самолеты! Я почувствовал их даже раньше, чем мои уши отметили гудение, почти как будто я вдохнул звук их приближения.

Они шли со стороны моря. Все головы повернулись. Жужжание превратилось в гул, гул в глубокий непрерывный рев. Зенитные орудия уже давали отпор. В направлении моря небо было испещрено маленькими белыми кляксами. В солнечном свете сверкнуло крыло. Теперь я мог различить темные точки, их было пять или шесть — нет, семь.

На фоне скороговорки «Эрликонов» взревели двигатели автомашин. Через здания складов мелькнули тени самолетов. Толпа растворилась.

Командир орал на нас: «Живо, убирайтесь! Всем укрыться в бункере!»

В причал впились пули, взметая вверх осколки камня. Истребители!

Но они не в нас целятся, подумал я — они должно быть пытаются подавить огонь зениток. Это была совместная атака истребителей и бомбардировщиков.

Тут и там камни мостовой взрывались фонтанами обломков. Куски камней лениво плыли по воздуху.

Лишь пятьдесят метров отделяли меня от бронированной двери бункера, которая была задвинута изнутри так, что оставалась лишь щелка. Я споткнулся обо что-то и с трудом снова поднялся, чувствую слабость в коленях. Мои ноги были шаткими ходулями и я не мог ими управлять. Я забыл, как надо бегать.

Крики, завывающие сирены, небо в белых облачках разрывов, стук и треск пулеметного огня, торопливый лай средних зенитных пушек, рев тяжелых орудий — какофония разрывов в изменяющемся ритме. Облака дыма, грибы пыли, и среди них